…Г-грюк! Это Вика. Вернулась невесть откуда, никто не знает, где она шляется целыми днями. Ну точно она, потому что только она может так оглушительно хлопать дверью. Это даже не залп, а целая канонада. Явилась не запылилась. Будет теперь расхаживать по квартире в одном белье, курить и стряхивать пепел на ковры. Конечно, ей же не убираться. Да ладно, все равно это маленькое дерьмо с громкой папиной фамилией и смазливой физиономией от мамы-примадонны кончит плохо, очень плохо.

А вот и она. Опять покрасилась, и когда успела, ведь вчера еще блондинкой была, а сегодня какая-то лиловая. Куда, спрашивается, в этих школах-лицеях смотрят? А все Юлька! Распустила соплячку, а еще прежде ее папочка, покойник, избаловал. Вот вам и результаты, не девица, а оторви и выбрось. Ишь, уставилась своими зелеными гляделками, думает, очень страшно.

— Ну что?

Это у нее манера такая, ни здрасьте вам, ни до свиданья, а это небрежно-снисходительное: «Ну что?» А ты ей, значит, докладывай. Она и с Юлькой в последнее время так же разговаривала, а ведь та ее вырастила и любила как родную, тут уж не поспоришь. Впрочем, Машке это, конечно, по фигу, они все для нее вроде тех пауков в банке, у них своя выгода, а у Машки своя. И Машка свою выгоду не упустит.

— Ну так что? — Эта самоуверенная нахалка продолжала буравить Машку придирчивым взглядом. Подумаешь, какая хозяйка выискалась.

— Измайлов звонил… — доложилась Машка, поправляя фартук.

— А этому-то чего? — недовольно фыркнула Вика, открыла холодильник и достала оттуда пакет томатного сока, наполнила им стакан, как всегда неряшливо, залив чуть не полстола. Конечно, ей же не убирать!

— Так… Интересовался, — безразлично пожала плечами Машка.

— Уже пронюхал… Стервятник… — презрительно скривилась Вика. — Прикидывает, с какого боку подкатиться.

— Ну, я не знаю, дело, конечно, не мое, но он тебе все-таки брат, — прикинулась дурочкой Машка, хотя была прекрасно осведомлена, что отношения у отпрысков Татьяны Измайловой далеко не родственные. И испортились они сразу после смерти маменьки-актрисы. Впрочем, что до Вики, то у нее они просто так и не зародились. Ей ведь было всего четыре года, когда двадцатилетнего Игоря, сына Татьяны Измайловой, овдовевший Андриевский отвадил от дома. Из-за чего? Да из-за денег, конечно.

Молодой Измайлов уж очень прытко претендовал на матушкино наследство, на что Андриевский неизменно отвечал, что таковое отсутствует. Раздосадованный Игорь даже в суд подавал и шумиху в прессе поднять пытался, но ничего у него так и не вышло. Кстати, второй раз он подъезжал уже после смерти Андриевского к его молодой вдове, но и та, какая ни была дурочка, быстро его отшила, заявив твердое и решительное «нет». Впрочем, тогда ведь, кажется, на ее горизонте уже замаячил красавчик угодничек Филипп, а у того свои виды на наследство Андриевских-Измайловых имелись. Как говорится, кто бы сомневался. Кусок-то, поди, лакомый! Со временем, правда, Измайлов перестал надоедать вдовушке, и все подумали, что он успокоился, но Машка, Машка-то знала, что это не так, совсем не так!

— И чего же конкретно нужно было этому… братцу? — Вика медленно цедила сок из стакана. — Небось говорил, что хочет позаботиться обо мне, я ведь такая несовершеннолетняя и беззащитная?

— Говорил, что хочет увидеться.

— Хотеть не вредно, — Вика разразилась противным трескучим смехом. Тоже мне, лицеистка, посмотреть-то на нее со стороны, привокзальная шлюха, а не дочка известного художника и некогда знаменитой актрисы.

— Еще звонил этот… Доктор…

— Баев? — Вика отодвинула стакан и утерла рот тыльной стороной ладони. — Тоже справлялся о нашей заблудшей душе, надо полагать? Надо же, как быстро слухи распространяются!

Нашла чему удивляться!

— И чего сказал?

— Сказал, что хочет с кем-нибудь из вас поговорить. Перезвонит, наверное. — Чтобы имитировать бурную трудовую деятельность, Машка принялась драить стекло в кухонной двери.

— Понятно, понятно, — задумчиво пробормотала Вика и начала усердно тереть указательным пальцем переносицу.

Хорошо изучившая соплячку, Машка сразу догадалась: что-то замышляет.

— А наш молодой козлик еще не появлялся? — наконец выдала она на-гора.

Машка отрицательно покачала головой.

Молодым козликом Вика величала Филиппа, нового Юлькиного мужа. Филипп появился в доме через год после смерти Андриевского, и определенно сказать о нем можно было только, что он на семь лет моложе Юльки и хорош собою, остальное — сплошной туман, а может, и похуже. Машка, во всяком случае, была уверена, что он удачливый охотник за чужими денежками. В частности, за Юлькиными, а еще точнее, за денежками, оставленными Юльке Андриевским, а он оставил ей немало, это уж точно. Хотя Машка завещания не читала, в этом вопросе она была подкована. Не за воздух же в конце концов Измайлов уже столько лет судится, а уж он дока в таких делах.

— Может, он в больницу поехал? — высказала предположение Машка, имея в виду «молодого козлика».

— Щас… — скривилась Вика. — Очень она ему нужна, тоже мне, нашла любящего муженька…

— Ну не знаю, — закрыла тему Машка, у которой возникло подозрение, что Вика неспроста так долго торчит на кухне и поддерживает этот вроде бы ничего не значащий разговор.

Так оно и оказалось, потому что после непродолжительной паузы Вика задала новый вопрос:

— А что вообще говорят?

— Насчет чего? — упорно не понимала Машка.

— Насчет вчерашнего! — зыркнула злыми глазами Вика.

— По… понятия не имею, — Машка отступила назад и придирчиво осмотрела результаты своего показного усердия: стекло блестело. — Мне болтать некогда. Во дворе, конечно, языками треплют, что им еще делать…

— Да? — недоверчиво переспросила Вика. Все-таки странная она сегодня какая-то, что, конечно же, вполне объяснимо. — А вчера… Как все было?

Ага, вот к чему она подбиралась, так бы сразу и сказала.

— Да что было… — вздохнула Машка. — М…много чего. Я, правда, не с самого начала видела, уже когда лестницу выдвинули. М…можно сказать, к шапочному разбору поспела. Зрителей было больше, чем в театре. Лучше Филиппа расспроси, он раньше подъехал. По крайней мере, когда я пришла, он уже был…

— А что она говорила? Ну… она как-нибудь объясняла, почему на крышу полезла?

— Лично я ничего не слышала, ничего, — отрезала Машка. — Потом ей быстро укол сделали, и она успокоилась.

— Да уж, успокоилась… — многозначительно произнесла Вика, выдержала паузу и добавила: — А ты не находишь, что она уже давно была какая-то странная?

Рука с тряпкой на мгновение замерла. Машка прекрасно понимала, куда клонит Вика, но облегчать ей задачу не собиралась:

— Ой, а я почем знаю… Я в таких тонкостях не разбираюсь… За… за хозяевами следить. Да оно мне на что, голову всяким-разным забивать… Мое дело — тряпка да веник, а уж вы сами тут…