К счастью, ни в одной комнате новобранцев в Гросс-Глинике не было радио, даже карликового «народного» приемника в темно-коричневом бакелитовом корпусе или его более крупного собрата. В танковых казармах не слушали пропаганду Йозефа (Джо) Геббельса — по крайней мере, по радио.

В десять вечера в качестве отбоя подавалась команда «Туши огни!». Услышав эти слова, какой-нибудь шутник со своего матраса обязательно кричал «Доставай ножи!» как будто готовясь к ночному разбойному делу. Однако вскоре было слышно кое-что другое — храп.

В некоторых следующих военных историях есть еще отсылки к Гросс-Глинике, но сейчас я хочу рассказать, что произошло в конце нашего обучения, в день выпуска, который в 1942 году пришелся на Рождество.

На столе в длинном зале стояли бутылки с вином, одна бутылка на двоих; на стене висел большой флаг с черной свастикой в двухметровом белом круге. У нижнего края флага стоял стол для почетных гостей, за которым сидели командир и преподаватели. Присутствие за тем же столом унтер-офицеров почти гарантировало, что мы будем подвергнуты еще какой-нибудь разновидности воспитания новобранцев.

И верно, сразу же после еды похожий на громилу унтер-офицер прочитал длинное недвусмысленное стихотворение об утонувшей девушке, чье тело так и не нашли, — девушка, которой, к сожалению, ни один мужчина не может продемонстрировать мудрость девиза «сагре diem» (лови момент). Рефрен этого стихотворения все еще звучит в моей памяти: «И через сексуальный ея вход / угрюмый угорь лишь ползет».

После двух месяцев начального обучения рядовых посылали для дальнейшей учебы в разные танковые школы. По ее прохождении солдат посылали в танковые полки в Германии, каждый из которых был частью пополнения своего полевого танкового полка. Мой полк, его часть, находящаяся в Германии, а также его часть, составлявшая ядро 7-й танковой дивизии, назывался 25-м танковым полком.

Можно легко понять, почему восемь недель в запасном батальоне не рождали в нас большого кастового духа. Там рекрут в роте не был окружен земляками.

В начале 1943 года в поезде по дороге из батальона пополнения в армейскую школу механиков-водителей в Лике, Восточная Пруссия, за нас отвечали четверо молодых необстрелянных ефрейторов с новенькими нашивками. Могу поклясться, что в самом конце 1942 года каждый из них подписал контракт на 12 лет службы в танковых войсках и автоматически получил повышение. Эта четверка не проходила через Гросс-Глинике.

Наверное, чтобы поднять дисциплину во время поездки, которая была для них лишь продолжением службы в Берлине, сценой, на которой, в жесткой военной атмосфере, они играли свою гордую роль, квартет «швайнехунде» (буквально — свинских собак, или собак, пасших стадо свиней, но также и воображаемое потомство диких свиней и диких собак) на каждой остановке, какой бы короткой та ни была, с начальственным видом приказывал нам, полудюжине парней, выйти из вагона и пойти туда, где рядом с путями были уложены тяжелые предметы — например, стальные тормозные колодки.

Стоя под открытым небом, в сумерках, а иногда и ночью, шесть парней получали приказ взять эти ржавые колодки по одной в каждую руку и приседать всем вместе, громко читая стишок — настолько примитивный, что он мог родиться у любого из четверых: «Я хочу и получу значок за танковый бой».

В школе вождения была в ходу более сложная версия приседания с речевками. Для нее нужно было шесть человек с руками, вытянутыми вперед на высоте плеча, — это упражнение не требовало держать тяжести, — которые приседали индивидуально, в очередности тактов шестицилиндрового двигателя 1–5-3–6-2–4, одновременно читая, что положено.

Шесть человек, пыхтящих в имитации клапанов рядного шестицилиндрового двигателя, составляли очень жестко работавший мотор. Ни один двенадцатирогий олень, как называли подписавшего 12-летний контракт на службу, не мог, так сказать, отладить шестерых рядовых независимо от того, включал он их на низкой, средней или высокой скорости. Но ни один «полупожизненный» и не искал совершенства; каждый раз он лишь хотел продлить подольше свой коронный номер — «кто тут начальник».

Для нас, рядовых, Лик был шагом вперед по сравнению с Гросс-Глинике. Унтер-офицеры были лучше воспитаны, чем в ГГ, а на смену базовой подготовке пришло вождение танков.

Здания школы, расположенные за чертой Лика, были на несколько лет старше однотипных танковых казарм конца 30-х, построенных дальше, в глубине Германии. Окрестности школы — Лик стоял в 650 километрах на северо-восток от Берлина — составляла открытая местность, что и требовалось для танковой школы. Волнистая равнина, известная как «дунайские волны», оборачивалась часами долгого тяжелого труда на лишенных башен PzIA, когда нужно было переключать пять передних и одну заднюю передачу ручной трансмиссии.

Я получил свое удостоверение водителя тяжелых гусеничных машин 30 апреля 1943 года — не в Лике, а в Гросс-Глинике, куда мы потом вернулись. Мне тогда еще не было восемнадцати. В 25-м танковом полку несколько молодых водителей, которых я знал, были отправлены в район Курска, в крупное танковое сражение, которое началось там два месяца спустя, в начале июля.

Фотографии показывают интересные вещи о жизни в Лике. Обратите внимание на небольшую рождественскую гирлянду, свисающую с потолка, и покрытую плиткой печку, видную самым краешком на фотографии, где 13 человек, включая меня, сидят в комнате казармы. А на другой фотографии четверо из тех тринадцати стоят у одного из учебных танков школы. Обратите внимание на советский стеганый кожаный танкошлем на инструкторе, сувенир с Восточного фронта.

Также обратите внимание на фото с PzIA, проезжающим мимо купы придорожных деревьев, смотровая щель водителя, прорезанная в деревянном лобовом щитке, сильно меньше, чем окно стоящего рядом инструктора.

Что до последней фотографии из Лика, заметьте, что на ней я сам, стоящий на крыльце караульного помещения.

Захваченная в Северной Африке почти новая британская ремонтно-эвакуационная машина, стоявшая без дела в углу одного из гаражей, не попала ни на одно фото. На немецких танковых базах можно было встретить невообразимое количество иностранного снаряжения и техники.

Поскольку я долго распространялся о жизни в танковых казармах в Гросс-Глинике и поскольку читателю понравится смена темпа, я решил вставить в военные истории рассказы о том, что делают механики-водители, или строить на них весь рассказ. Самое длинное описание такого рода, глава 14, озаглавлено «Ягдпанцер IV: как избежать отказа трансмиссии». Гораздо более короткая история в главе 11 называется «Пердящие водители танков».

Хотя я много пишу о вождении танков, еще больше я пишу о танковых пушках. Во всех следующих историях о танковых боях я башенный стрелок, не водитель.

О тактике вождения танков, которую преподавали в танковых школах вождения, рассказывается дальше, в соответствующем месте книги.

Для меня большая часть 1943 года, после окончания школы вождения, прошла в режиме взад-вперед, потому что приходилось то и дело покидать казармы, чтобы снова в них вернуться. По крайней мере, дважды отсутствие достаточной продолжительности службы в казармах давало мне непрошеную отсрочку от Восточного фронта.