– Сколько вам лет, молодой человек? – в лоб спросила Еськова.

Уже часа два она была вдовой, но не плакала, и голос ее не дрожал.

– Какое это имеет отношение… – начал было Рюхин.

– Нет уж, вы ответьте!

– Не буду, – уперся Рюхин. – Вопросы здесь задаю я.

Галина Павловна глядела на него в упор, как гипнотизер. Бедняга крепился, но начал таять. Из глубин его встревоженного подсознания одна за другой полезли химеры. Ужасные это были видения! Первой перед внутренним взором следователя возникла дворничиха, которой его пугали в детстве. Затем всплыла соседка, которая приписала ни в чем не повинному Артемке лужу в лифте и больно схватила за ухо лет пятнадцать назад. А еще учительница математики… Мед сестра со шприцем… Недавняя подследственная, уморившая тараканьим карандашом «Катюша» шестерых мужей… И героини страшных книжек…

«Ну да, она это, Хозяйка Медной горы!» – вдруг осенило следователя. Галина Павловна тоже была решительной белолицей брюнеткой. Ее волосы держались как-то дыбом, плечистая фигура напоминала монолит без всякой талии и прочих изгибов. В ушах сияли серьги – большие, сложной работы. Даже платье на ней оказалось не просто темно-зеленое, в змеиных разводах, но и состояло из чешуек – иначе почему оно так поблескивало? А еще ее высокие каблуки были сплошь осыпаны самоцветами. При случае такая вполне может превратиться в ящера!

Прогоняя наваждение, Рюхин тряхнул головой. Галина Павловна снова воспользовалась паузой.

– Зина, принеси телефон! – потребовала она.

– Вы, конечно, вправе сделать звонок адвокату… – снова начал Рюхин.

– Алло, Виталий Митрофанович? – уже говорила вдова в трубку, не сводя со следователя глаз и мерцая чешуями. – Да, это Еськова. У нас беда. Вы уже в курсе? Да, с Александром Григорьевичем. Спасибо. Да, я креплюсь. Но тут случилась возмутительная вещь: прислали опергруппу, и главный в ней какой-то мальчишка. Что он соображает? Я требую… Как ваша фамилия, молодой человек? Рюхин? Виталий Митрофанович, это некто Рюхин. Он на хорошем счету? Толковый? Но у него такое глупое лицо! Я прошу, я вас умоляю, я требую… Учитывая особую общественную значимость… Да, я понимаю… Спасибо!

Галина Павловна отложила трубку и добила Рюхина взглядом с прищуром. Следователь, конечно, знал, что Виталием Митрофановичем зовут главу областного УВД.

– Сейчас сюда прибудет самый лучший специалист, – объявила Хозяйка Медной горы. – Вы, молодой человек, можете пока угомониться и не мучить мою семью дурацкими вопросами.

Она зорко оглядела холл и отдала распоряжение сыну:

– Саша, мальчик, иди к себе, приляг! Постарайся заснуть. Я приму элениум, а Зине надо дать валидолу. То, что тут происходит, возмутительно!

– Закон для всех закон, – напомнил Рюхин.

– Без адвоката ни я, ни члены нашей семьи, ни наши друзья не скажут больше ни слова. Особенно вам! – отрезала Галина Павловна. – Можете побеседовать пока с друзьями Арика – не похоже, что они с телевидения. Я никогда раньше этих типов не видела, и доверия они мне не внушают. Например, в дырку в гитаре вполне можно спрятать пистолет.

Бард Стрекавин обиженно заерзал в своем углу.

Рюхин фыркнул:

– Чушь! А как же струны? Пистолет туда не влезет.

– Ну и что! У гитары можно заднюю стенку отодрать, – не сдавалась Галина Павловна, – а уж туда что угодно можно запихнуть.

– Я не вандал! – вскрикнул бард. – Мне моя гитара дороже всех ваших пистолетов.

Вдова Еськова презрительно усмехнулась:

– Вот сейчас приедет лучший специалист и разберется, кто тут вандал.

Спорить было бесполезно. Рюхин велел никому не покидать помещения. Чтоб охладить досаду, он вместе опером с Ляминым, охранником Еськовых Серегой и участковым отправился во двор.

Снег по-прежнему валил с небес. Он темным роем крутился вокруг фонаря, кротко таял на разгоряченных щеках следователя. Воздух пах настоящей хорошей зимой – свежо и нежно. Белели в потемках сугробы. Виллы поселка Суржево, рассыпанные по горе, светились редкими окнами и, как никогда, походили на игрушки.

– Надо осмотреть участок на предмет проникновения посторонних, – сказал Рюхин.

Два раза следственная группа, вкусно скрипя ботинками, обошла двор. Наконец остановились на площадке у гаражей.

– Я тогда как раз снег этот е…й скреб. Слышу – орут. Я скребу. Дизайнер, пацан этот, говорит мне: «Слышишь? Поубивали, наверное, гости друг друга на х… Вон как орут». Я пошел узнать. Такая вот х…ня, – сообщил дворник-охранник Серега.

В эти лаконичные фразы он целиком вместил трагедию сегодняшнего вечера. Следователь поморщился. Он строго попросил Серегу не употреблять больше ненормативных слов. Охранник кивнул крутолобой головой. Однако нехорошие слова и после запрета срывались с его языка. Даже, кажется, их становилось все больше и больше.

Оглядев участок Еськовых, обнесенный мощным забором, Серега вздохнул:

– П…ец! Снегу намело до х…! Б…ая погодка!..

Рюхину было не до лирики.

– Что вы, Иванов, делали сегодня вечером? Только поконкретнее. С двадцати двух до ноля часов? – спросил он.

Серега некоторое время думал. Наконец выяснилось, что он не свои действия вспоминал, а соображал, сколько же это будет – двадцать два часа?

– С десяти до двенадцати ночи, – уточнил Рюхин.

– Ага, понял! Снег на х… сгребал. Еще у себя грелся – замерз на х…, – отчеканил Серега. – Все снег этот е…ый!.. Со Степанычем я был, он подтвердит! Степаныч – это художник.

Даже там, где Серега разметал сугробы всего час назад, гладкие пространства подернулись порошей – снег шел не переставая. А вот следов постороннего вторжения не было. Только возле гаражей громадными своими валенками натоптал охранник. У стены он оставил метлу, а фанерную лопату для снега зачем-то взял с собой, когда побежал на крик в доме.

Группа сделала еще один круг по двору. На боковой дорожке, тоже расчищенной, нашлись узорные следы ботинок двух любителей фейерверков – хозяйского сына и дизайнера Супруна. Тут же из сугроба торчали горелые фитили петард.

Зафиксировали сыщики и внушительные следы Мамая. Они были всюду. Самого Мамая, чтоб он не мешал следственной работе, Серега запер в вольере. Странно крупная фигура, в темноте не похожая на собачью, металась за проволочной сеткой.

Лаял Мамай оглушительно, будто в громкоговоритель.

– Скоро выпущу тебя на х…! Уймись, б…, дурашка! – ласково просил его Серега, но Мамай не слушался.

– Пошли на участок, – скомандовал Рюхин.

Исследование нечищеных пространств за домом затрудняла высота сугробов. Рюхин как руководитель группы остался на дорожке. Он давал оттуда советы. Опер Лямин, сделав несколько шагов по снежной целине, завяз. Участковый продвинулся чуть дальше и долго шарил фонарем по девственным гладям снегов. Они стеклянно искрились. Стало ясно, что сегодня вечером никто не мог подкрасться с тыла к дому Еськовых – в глубоких, почти по грудь, сугробах он обязательно оставил бы заметную борозду. Однако никакой борозды, даже хитроумно засыпанной, нигде не было. Всюду снег лежал ровно, нарядно, крупитчато.