Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В группе по медитации новенький; он рассказывает, как жил в монастыре. Мол, там потрясающая атмосфера и это уникальный жизненный опыт. Марго смотрит на него. «В монастыре только приезжие что-то чувствуют, – говорит она. – Сами монахи не ощущают никакой особой атмосферы». Я смеюсь. Ничего не могу поделать; мне смешно. «Сядьте прямо», – осаживает меня Марго резким, как удар кнута, тоном.
* * *
Кажется, своими пробежками и разъездами я окончательно убила колено. Ночью оно разболелось так, что не давало мне спать. Бен настаивает, чтобы на этой неделе я сходила к врачу. Но прежде я осаждаю его расспросами. «А если это подагра?» – «Это не может быть подагра», – отвечает он. «А артрит? В таком возрасте бывает артрит?» Он качает головой. «Артрит бывает совсем у пожилых, и им не заболевают резко».
Ночью мне снится, что я в супермаркете. Играет ужасная супермаркетная музыка. Яркий свет безжалостно бьет в глаза. Я шагаю по проходам, ищу выключатель, но никак не найду. Просыпаюсь с чувством разочарования. А ведь раньше я во сне летала.
* * *
По дороге мистер Джимми меня расспрашивает. А о чем эти лекции? В чем смысл? Нет никакого смысла, отвечаю я. Но вообще-то есть.
Сначала они пришли за кораллами, но я молчал: я не был кораллом[5].
В клинике врач сгибает и разгибает мне колено. Спрашивает про хронические заболевания. «Например?» – «Например, подагра». – «А как я узнаю, что у меня подагра?» – спрашиваю я с легкой паникой в голосе. «Это ни с чем не спутаешь», – отвечает он. И посылает меня на рентген.
Рентгенолог старше меня; веселая, шутит, что весь день двигает аппарат и потом пошевелиться не может. «Не смейтесь над старой больной теткой, – говорит она. – Все у меня в порядке. Не смейтесь надо мной». Кажется, она пытается показать мне пример: мол, колено и колено, что такого, не надо носиться с ним как с писаной торбой, у всех что-то болит. «Вы точно не можете быть беременны», – говорит она, и это не вопрос. Но на всякий случай надевает на меня тяжелый свинцовый фартук.
Я встаю в три разные позы. Последняя похожа на йоговскую: больная нога согнута и вытянута вперед, опорная прямая. Колено пронзает боль; меня подташнивает. Я опускаюсь на обе ноги, часто моргаю. Рентгенолог стоит за стеклом и продолжает со мной болтать. Потом отправляет меня ждать в маленькую комнатку.
Скоро приходит врач. «Все у вас хорошо, – говорит он. – Волноваться не о чем». Я беру выписку и иду домой. Остеоартрит, незначительная дегенерация тканей, написано в ней. В метро гуглю диагноз.
Остеоартрит прогрессирует медленно; боль усугубляется со временем.
Ладно, говорю я себе, без паники. Вечером рассказываю Бену про подагру; пытаюсь шутить, но голос у меня грустный. Отшучиваюсь снова, и вроде получается разрядить обстановку. Но я видела его взгляд. И знаю, о чем он подумал. Вспомнил, как у нашей собаки поседела морда.
* * *
Генри, кажется, и не заметил, что я прихрамываю. Он рассказывает про новую работу; его Кэтрин устроила. Теперь он копирайтер в маленькой фирме по изготовлению поздравительных открыток. Такие открытки, где каждое поздравление прописано очень подробно и конкретно и перечислено все хорошее, что сделал получатель для дарящего.
Сводной тете, которая всегда была рядом…
С пожеланием скорейшей выписки троюродному брату…
Иногда пожелания рифмованные, но обычно написаны белым стихом. Генри платят за слово; чем больше слов, тем выгоднее. И все равно он уже успел поспорить с боссом про разницу между сантиментами и сентиментальностью.
С начальством лучше не спорить, советует Кэтрин.
* * *
Утром адъюнкт-профессор заходит поздороваться. Он бледный. Небось опять продает свою плазму. Вчера его класс оказался закрыт; пришлось час ждать в коридоре, пока кто-нибудь придет и отопрет дверь. Студенты к тому времени разошлись. Но он уже спокойнее реагирует на такие вещи. Сначала обижался, что никто из студентов и коллег не помнит его имени и приходится вызывать охрану, чтобы попасть к себе в кабинет. Но повседневная жизнь с каждым днем вызывала все больше недоумения и не подчинялась никакой логике; он привык, и теперь это его уже не тревожит.
Вопрос: Объясните философию капитализма.
Ответ: Двое туристов видят впереди голодного медведя. Один надевает кроссовки. «Ты не сможешь обогнать медведя», – шепчет его приятель. «Мне просто надо обогнать тебя», – отвечает первый.
Дома Илай смотрит интервью с людьми, которые хотели бы отправиться в невозвратную экспедицию на Марс. Похоже, для одного участника это новый оригинальный способ сбежать от жены и детей. Трудно, конечно, оставить семью навсегда, ведь он никогда не познакомится с будущими внуками. Зато войдет в историю и увидит то, что прежде не видел никто. Жена и дети не одобряют его идею. Боятся, что по телевизору покажут, как он умрет.
Вдох – я знаю, что старение – природный процесс.
Выдох – я знаю, что никто не избежит старости.
Вдох – я знаю, что болезнь – природный процесс.
Выдох – я знаю, что никто не избежит