(Прошло несколько лет…)

* * *

Письма от хиппи в сто раз скучнее, чем от религиозных фанатиков. Их интересуют только биотуалеты, экономия воды и электрокары; они хотят жить на Земле, не оставляя углеродного следа, и продумать все на семь поколений вперед. «Нет хуже зануд, чем эко-сознательные», – говорю я Сильвии. «О да», – отвечает она.

* * *

У здания библиотеки женщина, которая обычно сидит здесь на скамейке, вещает про День благодарения. Хватит с нее, не хочет она больше ездить на эти семейные сборища, говорит она. Май месяц, но она молодец, планирует заранее. У нее длинные седые волосы, портфель набит документами. О ней рассказывают всякое: самая популярная версия – что она аспирантка и пишет диссертацию. До сих пор. Но моя начальница говорит, что она раньше работала в столовой. Пытаюсь проскользнуть мимо нее незамеченной, но она прерывает разговор и просит одолжить пару монет. У меня нет доллара, который я обычно берегу для бездомных, только монетки и двадцатка. Однажды в спешке я дала ей десятку, и с тех пор она все ждет, когда это повторится, а я каждый раз ее разочаровываю. Достаю мелочь из кармана. Она подозрительно смотрит на пяти- и десятицентовики, но все равно говорит: «Благослови вас Бог».

* * *

Однажды вечером звонит мать Бена из Флориды, то есть из рая. И заявляет, что хочет, чтобы ее там похоронили. Она и отца Бена уговорила. Но есть проблема. Они уже купили участки на кладбище у старой синагоги. Не могли бы мы попробовать их продать? «Даже не представляю, как это сделать, мам», – отвечает Бен. Она предлагает участки нам, но Бен не хочет покоиться на кладбище в Хакенсаке, Нью-Джерси.

А я вспоминаю, как Сильвия брала интервью у знаменитого футуролога. Спросила, что ждет нас в будущем, а он повторил свой знаменитый прогноз: «Старики в больших городах будут бояться неба».

* * *

Я снова на частном ужине. Некоторые из гостей здесь инвестировали в плавучие города, те, что можно поставить на якорь в международных водах и управлять ими с помощью нейтрального правительства. Но хозяева дома не настолько озабочены. Мы давно слушаем ваш подкаст, говорят они. Во время выступления Сильвии они что-то записывают, но в конце все равно задают вопрос, который их больше всего беспокоит: а если конец света все-таки наступит, где будет безопаснее всего? Они многих об этом спрашивали, но никто не ответил напрямую.

«Вы же с кем только не говорили. Есть какое-то общее мнение? Эти ученые и журналисты – они сами где живут? Мы не для себя спрашиваем, у нас дети».

* * *

Генри переезжает к Кэтрин. В честь этого она приготовила полезный вегетарианский обед. Его выселили из квартиры, потому что там теперь хочет жить сын хозяина. Если бы он раньше ей сказал, говорит Кэтрин, она бы помогла ему оспорить договор в суде, но он ждал до последней минуты.

А я понимаю, почему он ей не сказал. Кэтрин хлебом не корми, дай решить чью-нибудь проблему; ей стоит только рассказать о чем-то, и она тут же начинает действовать и не останавливается, пока проблема не решена. Поэтому мой брат иногда доводит проблему до неразрешимой стадии и говорит ей об этом, когда уже ничего поделать нельзя, чтобы хоть как-то уменьшить ее активность.

Но все, наверно, к лучшему: приятно смотреть, как он подает нам блюдо с булгуром – чисто выбритый, глаза ясные. Стол накрыт по всем правилам: салфетки для каждого гостя, свечи. Хочу пошутить, что для брата это явный прогресс, но сдерживаюсь. Порядок хорошо на него влияет.

На десерт Кэтрин подает фрукты с несладкими взбитыми сливками. Мой сын рвет салфетку на мелкие кусочки. «Что тут вообще делать?» – шепчет он. Генри слышит, наклоняется и что-то шепчет ему на ухо. Илай улыбается.

– Что ты ему сказал? – спрашиваю я брата потом.

– Ничего, – отвечает он.

* * *

Этой читательнице недавно исполнилось пятьдесят. Говорит, что чувствует себя невидимкой, никто не обращает на нее внимания. Наверно, она и правда сдала – растолстела, поседела. И вот что она заметила – ее это немного пугает, – теперь, если она встречается с мужчинами не по работе, те не находят в ней ничего интересного. Разговаривают с ней и смотрят не в глаза, а через плечо, а потом идут на свидание с другой, причем ее же возраста. «Теперь надо быть осторожнее», – говорит она.

* * *

Мы с Илаем делаем домашку – задания, размноженные на ксероксе. Школьный учебник по обществознанию написан двадцать лет назад. Называется «Страны и народы». «Мы говорим “коренные американцы”! – возмущается он. – А не “индейцы”! Я думал, Амира индианка из Индии, а она из Бангладеш».

Амира – девочка, в которую он влюблен. Она тоже ОРЕЛ. Рассказываю, что в хрониках из Нового Света колонизаторы писали, что видели пауков с кошек величиной и птиц не больше наперстка. А были звери и растения настолько странные, что они даже не брались их описывать. Но это его не интересует. «Да, Амира из Бангладеш», – повторяю я, и он снова меня слушает.

Вечером на выступлении один эксперт советует, как выжить в природных и техногенных катастрофах. Есть мнение, что в чрезвычайных ситуациях люди паникуют, но это миф. Восемьдесят процентов просто замирают. Мозг отказывается воспринимать происходящее. Это называется реакцией неверия. «Выживают те, кто двигается», – заключает он.

* * *

У входа в пекарню стоит Никола. Она говорит по телефону, но, если посмотрит по сторонам, увидит меня. Я успеваю проскочить. Она убрала телефон и быстро шагает по улице. Но я уже в безопасности; я спряталась в хозяйственном магазине.

И, видимо, зря: теперь хозяин рассказывает, как хорошо раньше жилось во Флэтбуше. Не то что сейчас. Сейчас все изменилось и район уже не узнать. Понаехало всяких новых жильцов из разных мест. Они не понимают, как тут все устроено. У них терпения нет. Иногда приходят и просят продать им «такую штуку», а как она называется, не знают.

Он продолжает дальше описывать меня и «таких, как я». Видимо, чтобы слинять оттуда, придется что-то купить. Однажды я тут уже застряла, когда зашла купить голубой малярный скотч. О чем бы ни рассказывал