Так они, что… они… Вот даже как. Я отвернулась, как только в голову пришла мысль, что пялиться некрасиво.

Из всех чаепитий в моей жизни это было самое неловкое. Казалось, они давно не виделись, и теперь сидели, буравя друг друга взглядами в абсолютном молчании, и тишина стояла такая, что слышно было даже дыхание. Очевидно, Генрих не хотел говорить о произошедшем, чтобы еще больше ее не расстроить. Лис не могла говорить ни о чем другом. Непринужденной атмосферы не вышло, тут не знаешь, плакать или смеяться от этих напряженных гляделок, полных отчаяния. Дождавшись, пока содержимое моей чашки хоть немного остынет, я опрокинула его в себя, не ощущая вкуса. Алисия от резкого движения встрепенулась.

– Я постелила тебе наверху, в гостевой спальне. Если нужно будет что-то, ты обращайся.

С величайшим облегчением я приняла этот дар Вселенной, эту возможность исчезнуть из-за стола. Неживым голосом, звучащим жутко от попыток вложить в него эмоции, я поблагодарила ланкмиллерскую сестренку и поднялась наверх, в указанную мне спальню. Запах свежего белья – это все, что я могла сказать о ней, потому что свалилась ничком на кровать сразу, как переступила порог. Нервное напряжение дало о себе знать, отключая во мне все системы, и даже не дотянувшись до выключателя, я провалилась в сон.

Утро щекотало нос солнечными лучами. Я проснулась в этом бассейне света и долгое время не могла понять, где нахожусь. Комната была непохожа на строгую спальню гарема, впрочем, винтажностью домика в Анжи здесь тоже не пахло. От пола до потолка спальню наполняла куча очаровательных мелочей вроде плюшевого кролика на тумбочке у окна и пузатой вазы с подсолнухами, матовой от тонкого слоя пыли. У кровати валялась сумка с вещами, собранная вчера наспех. Не помню, чтобы брала ее с собой, значит, кто-то принес, пока я спала. А еще этот кто-то открыл окно, и теперь оттуда тянуло свежестью. Если вдохнуть по-настоящему глубоко, то кроме скошенной травы, различишь едва уловимый аромат корицы и имбиря. Так пахла Алисия. И ее запах исходил от моей подушки.

Я резко села, тяжело выдыхая воздух. Жуткие замашки этих Ланкмиллеров не перестанут пугать меня до чертиков. Хотя в остальном здесь было довольно мило. Атмосфера не такая давящая, как рядом с Кэри. Прежде чем спуститься вниз, я воспользовалась ванной в соседней комнате, привела себя в порядок, переоделась в чистую одежду.

Алисия была внизу, сидела на широком белом диване, завернувшись в плед. Что-то печатала на ноутбуке.

– Доброе утро! – вскинула голову на звук шагов по лестнице. – Завтракать будешь? Там есть кое-что на столе.

От нее исходило большое обнимающее тепло, рыжие кудри светились на солнце, и сложно было поверить, что утро вроде этого, простое и тихое, наступит после такой длинной и страшной ночи. Я рассеянно кивнула ей и уставилась в указанном направлении. На столе стояла тарелка с парой бутербродов и фруктами.

Я долго пялилась на них сонными глазами, соображая, голодная ли.

– Поешь, – подбодрила Алисия, пересаживаясь ко мне за стол, заставляя поежиться, потому что в тот момент очень напомнила своего брата.

– Ты… приходила ко мне в спальню? – Я все-таки схватила бутерброд с тарелки, чтобы не делать это взаимодействие совсем уж неловким. Должно быть в нем хоть что-то простое и человеческое.

– Проверить, как ты. Надеюсь, не разбудила, – она смутилась от моего вопроса. Значит, все поняла. Некоторое время мы молча сидели друг напротив друга, слышно было только, как доходил поставленный к завтраку чайник. Потом Алисия снова набрала в грудь воздуха. – Какие планы на день?

Почему-то все ее попытки начать разговор казались какими-то вымученными и несчастными, прямо как у Элен.

– Какие у наложницы могут быть планы на день? – отозвалась я с унылым вздохом.

Она не хотела, но вопрос в целом прозвучал, как издевка, вызвал мимолетную усмешку, сделал все еще более неловким, чем было до.

– Знаешь, тебе необязательно все время торчать дома. – Она вдруг подалась вперед, и солнечный луч соскользнул ей на лоб от резкого движения, запутался в волосах. Я от неожиданности отпрянула, и стул подо мной скрипнул, чуть было не опрокинувшись. Поэтому смысл ее слов дошел до меня секундой позже, когда я с облегчением поняла, что все еще держу равновесие.

– Правда? В смысле… Я правда могу выйти куда-нибудь… по своим делам?

– Я думаю, жизнь в четырех стенах никому не пойдет на пользу, – мне ответили широкой улыбкой. – Но ты должна вернуться до темноты. И еще не забывай про браслет. Если вдруг попытаешься снять, разбить или окажешься, где не нужно, об этом сразу узнает Генрих.

Я слабо усмехнулась в кулак, от мысли, что Генрих в этой семье все равно что чудовище из фильма ужасов. Его имя произносят с трепетом. И он, конечно, далеко сейчас, но часть ланкмиллерской охраны в любом случае осталась в городе, так что стоит принять в расчет это предупреждение. Тихо поблагодарив за завтрак, я выскользнула из-за стола, решив воспользоваться возможностью сразу же, не откладывая, не ожидая, пока Алисия передумает.

Милый садик, зелень в котором словно вскипала, поднималась в воздух дымом, густым запахом начала лета, земли и пряных цветов. Укрытая плющом стена восточного флигеля, калитка. Я стояла минут пять кряду, оказавшись за ней, соображая, укладывая в голове тот факт, что я одна, что, пока солнце не утонуло в почерневшем море, я впервые за долгое время могу идти туда, куда бы мне хотелось. Не по чьему-то приказу.

Хотя, наверное, я слишком бурно радуюсь для того, кому и пойти-то некуда. Разве что только пробежаться разок до «Шоколада», проведать знакомых с кухни. Услышать звук собственного имени, оставленный в прошлой жизни.

Район, в котором жила Алисия, был совершенно незнаком мне, но, когда долго живешь в прибрежном городе, учишься ориентироваться по ветру. В это время года он почти всегда дует со стороны залива. Выйдешь к морю – быстро найдешь все остальное.

Затхлый запах застоявшейся в заливе воды ударил в лицо, едва я ступила на брусчатку набережной. Облезлые, черно-белые от мазута чайки кружились над морем, периодически касаясь его поверхности, почти не поднимая брызг. Я отмерила глазами расстояние до пристани: около часа пешком. Потом вверх по прямой, и дальше не ошибешься. «Шоколад» в той части города был центром притяжения, и все дороги вели туда. Не то чтобы мне просто далась эта длительная прогулка, но бледная стена с проплешинами грибка под самой крышей из-за дождей, стайка бродячих кошек, которых тут подкармливали объедками, все это вдруг показалось таким знакомым, вернуло меня в реальность, напомнило, что живу. Сидя на полу в ланкмиллерской ванной, я почти потеряла это ощущение. Мир без цвета и запаха – в таком непросто существовать.

С кухни раздавались звонкие крики Зои, пытавшейся отладить как всегда расшатанный механизм работы. Секунду спустя она выскочила в зал, поправляя передник и высматривая новых посетителей. Но вместо этого взгляд ее наткнулся на меня и замер.

– А ты чего бездельничаешь? И почему без формы?