Я со злости запустила телефон в противоположную стену. Будто рассчитанный на подобные мероприятия, он даже не поцарапался.

Если Алисия и исполнила свое зловещее обещание по «навещанию» меня, то, видимо, будить не стала, потому что я почти сразу же провалилась в сон, и до рассвета он остался нетронутым.

Я сидела на жестком, ни разу не удобном стуле, по привычке сложив руки на коленях. С самого первого своего появления в бордель-кафе я ненавидела этот кабинет всей душой. Эта ненависть отдавалась в уголках сознания даже теперь, когда мне не нужно было вытягиваться, выслуживаться и трепетно внимать каждому слову директора.

Чейс, к слову, ни капли не изменился, только верхняя губа стала чуть чаще дергаться, когда он раздражался. Проклятый манипулятор, едва что было не по его, сразу же горячо клялся перевести меня на обслуживание в бордель. Теперь, наверное, он был слегка растерян, утратив этот рычажок. Его пальцы, быстро, нервно комкающие салфетку с логотипом «Шоколада», свидетельствовали об отчаянии в поиске новых. Чейс искал. Искал и не находил. Это повергало его в беспокойное отчаяние.

Полагаю, синяки, оставленные ланкмиллерской службой охраны, не так-то давно сошли, а впечатления от них о вовсе хранили первозданную свежесть. Я подавила смешок, сделав вид, что поджимаю губы. Было странное удовлетворение в том, чтобы осознавать: теперь мое нахождение поблизости вызывает у него нервный тик, а не наоборот.

– Что ж… – каркающий кашель Чейса разбил затянувшуюся тишину, повисшую после моего предложения взять меня на зарплату, – ты сначала поработай месяцок, обзаведись солидной клиентской базой, тогда и будем разговоры разговаривать. А сейчас – кыш, за работу! У меня дел по горло.

Уловка, кристально ясно дающая понять, что денег от него не дождешься, ни через месяц, ни в принципе в этой жизни. Вот старый козел. Я нарочито громко скрипнула стулом, выходя.

– И ведь свободной минуты не выдастся, чтоб поговорить, – сетовала Зои, пока я переодевалась в новую официантскую форму.

Мою старую Ланкмиллер, наверное, сжег.

– Много тут поменялось?

– Да что тут может измениться? Все как всегда, день ото дня одно и то же: похотливые мужики, вечерние запары и блевотина на полу. Я потихоньку начинаю понимать твою тягу исчезнуть от всего этого. Так постыло. Сама-то как?

– Диктуй, чего куда? – оправив юбку, я привычным жестом подхватила поднос. Сделала вид, что настроена очень серьезно и болтать мне некогда.

Но управляющая сейчас может обидеться и поставить мне ночное дежурство. Или по-человечески понять меня.

Зои взяла листок с заказами.

Селедку к восьмому столику, виски со льдом к третьему, сырный суп к пятому. Или виски к пятому? Да чтоб вас всех, что за беда у меня с памятью?

* * *

Нелегкая работа – официантская.

Под конец дня Зои так устает, что начинает на всех орать, и даже Чейс тогда носа не кажет из своего кабинета, если к тому времени домой не смывается.

– А ну быстро в зал, посетители ждут! А это еще что за гора посуды, если через пять минут не будет вымыто, я вам на голову ее надену!

– Прости, я бы помогла с удовольствием, но у меня приказ возвращаться до темноты, – я виновато опустила глаза, вешая свою форму в шкаф и так разительно выделяясь из окружающей суеты. В «Шоколаде» сейчас как раз самый час пик, а я дезертирую.

– Иди уж, – от меня отмахнулись. – Ты у нас тут на особых условиях.

На улице было уже свежо, с моря тянуло промозглым ветром, предвещая похолодание. Сумерки, напоминавшие чай с брусникой, остывший и выдержанный, скапливались уже по краям неба, заставляя поторопиться. Когда я вернулась домой, зажигались первые фонари.

– Ты совсем не бываешь дома, я беспокоюсь, – Алисия перекатилась на живот и, подперев ладонями подбородок, внимательно, с несвойственной для нее серьезностью глянула на хлопнувшую дверь и только что вошедшую, изрядно встрепанную ветром, меня.

– Так… складывается… – я замялась, переступая с ноги на ногу, лихорадочно соображая, что ответить ей и почему она вдруг валяется на полу.

Вопросы вроде последнего должны были исчезнуть минут через пять после знакомства, найдя себе простейшие из объяснений. Это ж Алисия, чего тут еще. Но учитывая разбросанные на полу «игрушки» и ее какой-то странный, весьма специфический румянец… Кажется, я помешала чему-то… личному.

– Иди ко мне.

Я бы сочла это приглашение жутким, нашла способ отвергнуть его как-нибудь деликатно и тихо, но мое внимание привлек запах чесночного хлеба с тарелки на журнальном столике. Обеденный перерыв пришлось пропустить в запаре, и теперь есть хотелось так, что подкашивались колени. Поэтому я все-таки подошла. Вернее сказать, подкралась, вызывая у Алисии беззлобную улыбку. Она подвинула ко мне тарелку. Вкус у этой штуки был потрясающий: зелень, сыр, кажется, что-то острое. Он настолько захватил меня в первые минуты, что я не заметила, как к тому месту, где я сидела, подобралась ланкмиллерская сестренка, очнулась, только когда та положила мне голову на колени.

– Сегодня был тяжелый день, да?

– Пожалуй.

Она взяла мою руку в свою, провела по границе пореза кончиками пальцев, легонько, почти не причиняя боли. «Ты не поступишь так с ней», – кажется, Кэри именно это сказал тогда. И он был прав, я бы не посмела.

– Так ничего мне и не расскажешь?

– Нет, наверное, – я растерянно вздохнула в ответ.

Едва только спохватилась, что ответ вышел слишком прямой, как кожи над самым запястьем коснулись губы.

Какая-то невидимая сила, непреодолимая совершенно, заставила меня упереться взглядом в пол, будто бы это было интереснейшее из зрелищ. Мысли предательски стянулись в клубок, и я, не говоря больше ничего – да и не получилось бы сказать – высвободилась аккуратно и пулей взбежала наверх.

Алисия молча проводила меня взглядом.

Телефон был еще холодный с улицы и приятно студил воспаленные ладони. Я минут десять пыталась прийти в себя, гоняла какие-то беспорядочные мысли по кругу, вдыхая соленый воздух из распахнутой форточки. В конце концов мне удалось успокоиться. Глубокое и прерывистое дыхание выровнялось, сознание медленно заполнилось вязкой ленивой тяжестью, отключая меня от мира. Но продлиться этому было суждено недолго.

Из тихого, туманного полусна меня бесцеремонно выдернул настойчивый телефонный звонок. От неожиданности я скинула трубку с кровати неосторожным движением, а потом еще с минуту безуспешно нащупывала ее там, шарясь в пыли, так что, когда наконец принимала вызов, рассчитывала уже на качественный нагоняй, мысленно проклиная Ланкмиллера за сердечный приступ, который он мне устроил.

Но вместо ожидаемого «Что так долго?» я услышала не менее недовольное: