но ненависть, которую я ощущала по отношению нему, все еще плавала на поверхности.

— Ты ему ничего не скажешь, — сказал Нико.

Я ничего не ответила.

— Если ты ему скажешь, я превращу твою жизнь в сущий ад.

У меня вырвался горький смешок. Моя лучшая подруга трахалась с моим мужем. Как ещё все станет еще хуже?

Он схватил меня за подбородок и повернул к себе.

— Мы оба знаем, что ты примешь на себя всю тяжесть его гнева, а не я.

— Это мое личное решение.

Он опустил руку, вздохнул и встал.

— Прекрасно, но я тебя предупреждал. Я тоже не буду тебя жалеть.

Я схватила его футболку и надела ее, пока он сосредоточенно рылся в ящике тумбочки.

— Почему, Туз? — прошептала я.

Как ты мог допустить такое?

Я знала, почему это сделала. Я была в полной неразберихе. Все, что я делала, было неправильным. Но Нико? Он всегда держал голову свежей. Он сохранял контроль над каждым своим движением.

— Я был пьян, Джианна. Действительно чертовски пьян. И, если быть до конца честным, я все еще не трезв.

Он закурил сигарету «The Glow Of The Cherry Red and Angry». Когда он открыл жалюзи, а затем и окно, комната наполнилась светом, еще один кусочек головоломки встал на место. Красные полосы покрывали его руки и бежали вверх по ним. Кровь. Я не знала, каково это быть членом мафии, но я прожила рядом с ними достаточно долго, чтобы знать, что это нелегко. Что иногда плата за это обрушивается на них всех сразу.

— Ты похож на своего отца. — слова вырвались у меня, мягкие, но в то же время такие резкие в залитой солнцем комнате.

Грехи ночи никогда не звучали так хорошо днем.

Он выдохнул дым, и в его глазах мелькнула искорка сухого юмора.

— Иисус. — он покачал головой. — Это и привело тебя сюда прошлой ночью?

Стробоскопические огни. Грязная плитка в ванной. Кокаин. Капля пота стекающая по моей спине. Принятие белой таблетки из пакетика. Ничего.

— Не имею понятия, — прошептала я.

— Ну, что бы это ни было, надеюсь, ты что-нибудь поняла из этого, Джианна. Потому что мы оба попадем в ад. — он потушил сигарету и положил ее на подоконник и вышел из комнаты.

Я закрыла глаза и попыталась закончить головоломку, собрать воедино остаток ночи. Но все, с чем я столкнулась, была чернота. Чернота шепчущая мне, чтобы я заснула и никогда не просыпалась.

Вернувшись утром домой, на нашей кровати лежала коробка шоколадных конфет, перевязанная извиняющимся красным бантом. На той же кровати, на которой мой муж трахал мою лучшую подругу сзади.

Я забралась на простыни и съела все до единой штучки.

Проходили дни, размытые цвета, чувства и тайна пожирали меня заживо. Все это было перевернуто вверх ногами, будто мир вращался на карусели, голова и волосы свисали со стальной платформы.

Это были плохие дни. Холодные. Одинокие. Под кайфом.

Антонио показался только один раз. Он поздно ложился в постель и мгновенно засыпал. Я смотрела в потолок, пока солнце не просачивалось сквозь жалюзи, кровать не опустилась, и его присутствие не исчезало так же легко, как и появлялось.

Вскоре после этого меня морил сон.

Вспыхнул яркий свет, и меня обдало сквозняком, когда одеяло было сорвано. Я издала протестующий звук, но подавилась им, когда ледяная вода полилась мне на лицо.

— Levàntate! (прим.пер: Вставай!)

Я зашипела, так как вода продолжала прибывать, и села в сидячее положение. Вытерев глаза, я открыла их и увидела Магдалену, стоящую у кровати с большой кастрюлей в руке.

Дрожь сотрясла мое тело, и я поперхнулась водой.

— Ты с ума сошла? — ахнула я.

Она уронила кастрюлю и провела рукой по своей простой белой униформе.

— Sí. Pero no tan loca como tú. (прим.пер: Да. Но не настолько сумасшедшая, как ты.)

Боль пульсировала в глубине моих глаз. Я была вся мокрая и взволнованная, и мои слова прозвучали резче, чем я намеревалась.

— Ты же знаешь, что я не говорю по-испански, Магдалена.

— Porque eres demasiado tonta. (прим.пер: Потому что ты слишком тупа.)

Потому что ты слишком тупа.

Я знала эту фразу только потому, что она считала ее отличным ответом на всё.

Со стоном я упала на мокрые простыни.

— Не знаю, кто решил, что это хорошая идея нанять тебя. Ты непочтительна и, откровенно говоря, плохая горничная.

Шестидесятилетняя женщина вздернула нос.

— Я не горничная. Я экономка.

Я была уверена, что это одно и то же, но у меня не было сил спорить с ней.

— Тогда иди куда-нибудь в дом и оставь меня в покое.

Она пригладила прядь седых волос, вернув их на место. Посмотрела на свои ногти.

— У тебя сегодня мероприятие, querida. (прим.пер: Милая)

— Нет, — запротестовала я. — Никаких мероприятий.

— Sí... (прим.пер: Да)

— Я не пойду на мероприятие, Магдалена, — сказала я и добавила: — Мне нечего надеть.

По крайней мере, ничего такого, через что моя душа не истечет кровью.

— Ничего приличного, нет, — согласилась она, глядя на меня темными, как шоколад, глазами. — Мероприятие по случаю рака. Una cena benéfica. (при.пер: Благотворительный ужин)

Мой желудок и сердце упали.

— Пожертвование для онкологии?

— Да. Антонио позвонил и приказал, чтобы ты была готова к восьми.

Приказал?

При других обстоятельствах, таких как пожертвование для морских черепах — моя вторая любимая благотворительность — я бы сказала ему, чтобы он пошел нахуй. Но, по правде говоря, я ненавидела рак, а у моего мужа было много денег.

— Хорошо, я пойду. Но только для того, чтобы выписать большой чек.

Я поднялась на ноги и пнула пустую коробку из-под шоколадных конфет, проходя мимо. Она исчезла под кроватью вместе с остальными моими демонами.

— Bueno. (прим.пер: Замечательно) Ты была ленива всю неделю, señora. (прим.пер: Госпожа) Это не очень привлекательно.

Направляясь в гардеробную, я бесцельно раздвинула вешалки с одеждой.

— Спасибо, Магдалена, — ответила я, — Но здесь нет никого, кого я хотела бы привлечь.

Она порылась в ящике моего нижнего белья.

— Потому что Антонио спит с Сидни? — с ее пальца свисала кружевная ткань. — Какого цвета хочешь, querida? (прим.пер: Милая) Красный довольно неплох.

Тиски вокруг моего сердца сжались.

—