– Я шудовольштвием, Макш, ты же жнаешь! – Чоп жевал неразборчивые слова вместе с едой. – У меня давно кулаки чешутша.

– Нет, не надо! Все в полном порядке! Да и не успел я толком разглядеть их лица… А вот их ботинки хорошо запомнились!

– Кому ты это говоришь, Грифель! – раззадорился Макс. – Я сниму картинку с твоей памяти. Ты только пусти меня в свою голову!

– Макс, пожалуйста, я правда устал. Можно я пойду спать?

Грифель не дождался ответа, вскочил и поспешил скрыться в своей спальне. Макс задумчиво уставился на закрывшуюся дверь. Он чувствовал, что с этим «койотом» что-то не так, но пока не мог понять, в чем именно дело.

– Кстати, о делах! – спохватился Макс – Санрайз, пойдешь ночью в подвал, надо навестить профессора. Чоп, ты с ней!

– Я не хочу с ним идти! – покривилась Санрайз, глядя, как кусок плохо проваренной картошки вывалился изо рта Чопа на его поношенный пуловер. – Он меня бесит! Могу пойти с Грифелем.

Макс отрицательно покачал головой.

– Почему?

– Не обсуждается.

– Тогда с Гердой!

– Нет. Профессор может ее разжалобить.

– Точняк, – Макса подхватил Чоп. – А наша Герда вспомнит юность свою далекую, когда ласковые руки профессора тискали ее тело.

Чоп, как это часто с ним бывало, задел расстроенную струну, которая нарушила гармонию. Милая ангелоподобная девушка изменилась в лице и зло прошипела:

– Еще слово, Чоп, и я за себя не ручаюсь!

Все замерли на мгновение, глядя на разъяренное прекрасное создание – Гертруду. Это был тот редкий случай, когда мягкий и пушистый одуванчик превращался в колючку.

– Кому-нибудь добавки? – Санрайз забрала внимание на себя, надеясь, что Герду оставят в покое.

– Нет, хватит этой отстойной жратвы! – Чоп погладил набитый невкусной едой живот.

Чувства едва пришедшей в себя Герды после первого оскорбления были снова задеты. Она знала, что готовит плохо, но предпочитала не слышать об этом от других. Герда вылила поварешку остывшего картофельного варева прямо на голову Чопа и удалилась в женскую спальню.

– В следующий раз сам готовь, Чоп, – давясь от смеха, произнесла Санрайз. – Тебе идет картофельная панама!

Максу тоже стало весело, глядя на вытянутое лицо товарища.

– Чо вы ржете?! У меня вся башка теперь в липкой фигне! А воду горячую отключили! – пожаловался Чоп.

Когда между собакой и кошкой вдруг возникает дружба, то это не иначе как союз против повара.

Стефан Цвейг

Профессор Дрозд задремал прямо в инвалидном кресле, прикованном длинной цепью к батарее. Открывающийся замок своим кряхтением разбудил измотанного и усталого старика. Он резко открыл глаза, но, когда в подвал вошли Санрайз и Чоп, пожилой человек притворился спящим.

– Здравствуйте, профессор Дрозд, – недовольно произнесла Санрайз. – Мы принесли вам еду и воду. Не прикидывайтесь мертвым, я слышу, как бьется ваше сердце.

– Вообще-то иногда люди спят, – откликнулся невозмутимый артист. – На дворе ночь.

– Вот кастрюля, она еще теплая, – в голосе Чопа совсем не слышалось ненависти. Он был единственным из учеников, кто относился к профессору с уважением.

– Сколько еще вы меня здесь продержите?

– Все вопросы к Максу, – отозвалась Санрайз.

– Значит, Макс верховодит… Тебе не обидно, Олег?

Чоп вздрогнул – слышать свое имя было непривычно. Олегом его не называли уже много лет.

– А чего? Нормально. Макс – главный. Меня устраивает. Вполне.

– Устраивает… Это даже хорошо. Ты всегда подстраивался под лидера. Аня, тебя тоже устраивает быть пешкой?

– Ненавижу это имя! Называйте меня Санрайз.

– ТЫ сейчас главная, пусть будет по-твоему, мой дорогой Рассвет… Я всего лишь немощный старик… покинутый и позабытый всеми.

– Наложить вам еды? – отозвался смущенный Чоп. Ему было стыдно, что человек в возрасте вынужден находиться в столь неподходящих условиях.

– Я не голоден, Олег.

– Вы должны поесть, профессор. Еда, конечно, не ахти… сегодня очередь Герды готовить.

– Герды? – оживился пленник. – Гертруда готовила! Пожалуй, поем. Позже.

Санрайз покоробило. Слышать священное имя возлюбленной из уст профессора, когда-то совратившего трогательную Герду, было противно.

– Нам надо возвращаться, поэтому я лучше сразу положу картошку с мясом в вашу миску, – произнесла Санрайз ледяным голосом и поспешила переместить часть слипшегося варева в алюминиевую емкость, поставив ее рядом с кастрюлей на перекошенном, наспех сколоченном из старых досок столе.

– В мою миску… как собаке, – с горечью произнес Дрозд, рассматривая невнятную массу, которую трудно было назвать едой.

– Вы знаете, что цепь не дотягивается до туалета? Мне нужно по нужде. Обидно, что ко мне так редко заходят. Я вынужден таскать в себе запасы, как верблюд. Все-таки я не чужой вам человек.

– Пристегнутая коляска – вынужденная мера предосторожности, вы же понимаете! – теперь и Санрайз ощутила легкий привкус смущения. – Я могу найти… какое-нибудь ведро.

– Очень благородно с твоей стороны! Ведро! А нельзя отцепить меня?

– Повторяю: это меры предосторожности…

– Куда денется инвалид-колясочник из подвального помещения?! – взорвался профессор, огорошив бурной реакцией своих посетителей. – Неужели я не заслужил такой роскоши, как унитаз?

– Чоп… отнеси профессора в туалет.

Чоп послушно подхватил старика и потащил к санузлу. Санрайз хотелось поскорее покинуть убогий подвал, в нем она чувствовала себя скованно. Это место ограничивало ее способности и отнимало те крохи уверенности, благодаря которым она держалась на плаву. Санрайз не разделяла снисходительности Макса к профессору. Главная задача «койотов» – выжить, а балласт в виде едва шевелящегося старика лишь усложнял их и без того непростое существование.

Выпускники экспериментальной школы были уверены, что оба профессора – и Дрозд, и Севастьянов – погибли в пожаре. Объявление Макса о том, что Дрозд стал пленным, сильно удивило остальных «койотов». Предводитель горстки ДУО-людей утверждал, что опасается огласки. Вдруг старик начнет кудахтать на весь свет о существовании людей, умеющих воздействовать на других силой мысли? В целях самозащиты бывший ученик посадил своего учителя на цепь, пообещав придумать в скором времени, что с ним делать дальше.

Санрайз прислушалась к голосам профессора и Чопа, они перешли на шепот, и это казалось подозрительным. Сильный шум сливного бочка перекрывал их тихую беседу. Сделав несколько шагов к двери, желая подслушать разговор, Санрайз тут же отпрянула.