Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот напишу, красоту досконально опишу, тебе одной все творенья посвящу”.
Говорил юноша, смущаясь, долго смотреть на девушку не мог, осенял тот свет,
Млел и ужасался, низость познавал свою; но духов вновь украдкой навещу.
Они вблизи стояли, наблюдали, невидимы для глаз людских.
Являются лишь к святым, либо грешникам в час паденья.
Вслушивались в слова, и Плутос, усмехнувшись, глаголал стих.
“Молодость глупости сродни,
Сердечки ангельски чисты покуда не взойдут ростки,
Напомню о теле, про красоты наготы,
И с жадностью вовлекутся во грехи”.
Платоника, не замечая, говорила тихо перебивая.
“Благочестивы дети, мудры, ведь греха не знают,
Не помышляют о дурном, от искушенья отвращая
Взоры, любовью платонической алеют,
Прикоснуться к телу они не смеют, и помыслить, и поцелуй неведом им,
В отношеньях их, бесполезен твой укор”.
“Значит, будет спор”.
Намекнул лукавый бес голос таинственно понурив.
“Мы и так враждуем, за души человеческие воюем”.
Платоника мудро возражала, ведь спор есть суета.
“Всего разок, какое дело, уговора правила просты.
Обещаюсь честным быть, слова мои не клевета.
И вдобавок мы проверим, так ли любви костры
Пахнут благовоньем или тленом, сильна ли человечья воля,
Любовь платоническая существует ли среди людей младых?
Амадей и Аэлла смогут ли руки удержать, не скрою
Предрекаю победу скорую свою в споре, несмотря на то, что я самый младший из родных.
Так что же, будешь пари держать, али нет?”
“Пора бы твою гордость усмирить.
Двое любят, но не осквернят друг друга прикосновением вовек,
Совесть не позволит им, и мысли блудные не возникнут, не испить
Им чашу полную греха, ни одного глотка, и когда
Проиграешь ты, то попросишь у Господа прощенье”.
Сказала ангел, а бес ухитрился как всегда.
“Тогда и ты себе крылья срежешь в знак паденья,
Скитаться станешь средь людишек бесплотным духом,
А если проиграю я, то так и быть, от гордыни отрекусь.
Но посмотри, ведь они так юны, кровь играет и бурлит, рукою любят, а не ухом,
Созрело тело их для ласк, для поцелуев страстных, берусь
Нехотя за искушенье, ведь нужен им лишь один щелчок”.
“Желаешь их разрушить, я же попытаюсь сохранить.
До венчанья девство чисто понесут, минет срок
Мучений, пред алтарем предстанут, где Господь их изволит соединить”.
На том условились они, силы духи направили в русло
Правды и неправды, верности и измены, порок и непорочность чувства.
На сегодня пару решили в покое оставить, дабы завтра
Положение поправить, либо чувственность изгладить.
Юноша и девушка немного под дубом посидели, поели
Фруктов, вели беседы, но более молчали, в безмолвии сердца любили они оставить,
Красотою любовались, но дотронуться не смели.
В стесненье чуть краснели, глаза слезинками блестели.
Вскоре ушли и к ужину домой поспели.
Песнь III
За горизонтом рвутся залпы солнц,
Парад планет чертог наполнит светом,
И дети в ужасе глядят из сверкающих оконц,
Как рухнет небо, от грома содрогаются всем телом.
Грозы властно разрезают облака,
И волны солью окропляют брега неги.
Расколовшись надвое, в море падает скала,
Унося с собою рыболовов сети.
А дуб стоит, он недвижим.
Любовных писем достойнейший хранитель,
Вместо листьев растут слова любви, пока мы спим,
Вслух письмена читает, словно искуснейший ценитель
Сердечной лирики цветущих дев и юношей застенчивых кротких,
Три поколенья сохраняет тайны песен звонких,
Тот древесный исповедник.
Шелестя листвой влюбленной, нарушает тайный свой секрет,
Но к сожаленью, не поймем мы громки речи.
Однажды вознамерил дуб, дать молчанья вечного обет.
Но пока ложится тяжко бремя на ветви плечи,
Так может быть, гроза ударит и сгорит усталый дуб,
Нет, еще не время, там духи целомудрия и жадности живут.
И спор их долог, ждать, когда люди новые к ним прейдут.
А дети, страшась грозы, повзрослеть скорей желают, положат под подушку зуб
Выпавший, и желанье свое фее загадают.
Живи любимая, о большем не желаю.
Но огорченье предрекаю, ощутив дождя вопиющего стенанья,
Вода с небес, я жадно пью, но живот не насыщаю.
Сердце, опустевшее свое не утолят бездонные страданья,
Хор ангелов иль бесов вздор, ныне я бесстрастен,
Унынье лишь омрачает душу на исходе лет.
Дождь проникает в землю и в одежду, день ненастен,
Так пей, любимая, ведь ты покоишься на дне альф и омег,
В гробу бездыханно дышишь.
Но душа твоя на небе средь ангелов, в саду блаженных,
Ведь слышишь?
Вкуси немного слез и ныне верных.
И завтра вырастут цветы на месте соли капель.
Нужно отпустить, но не могу, прости.
А пока они растут, я с духами беседу затяну, где дуб и камень.
Но прежде воспоминаньем добрым напои.
Встретимся еще однажды мы, но прежде завершу свои труды,
Запечатлею на бумаге все образа и мысли.
Песнь IV
Херувимы с небес нисходят
И кружат над сводом храма,
Благословляя чинно, не тревожат
Тех, кто занят суетой, горит лампада,
И свечи ставят целою гурьбой,
Снуют повсюду и хлопочут
Об исцеленье тел, но не души, целою толпой
Теснятся и спокойствию перечат.
На клиросе доносятся молитвы,
Но глухи праздные сердца их до псалмов,
К иконам приложится и заказать молебны,
Записки и подаянье, сколько добрых, но безвременных трудов.
Пока взрослые суетятся, маленькая девочка стоит
Недвижимо и покорно, слушает о Боге пенье.
Смиренно ангелам внимает, бодрствует, не спит,
Слов молитв не понимает, но приемлет в духе озаренье,
Средь прихожан, она одна благочестива.
Те старики всё знают, но вопреки, спешат поставить свечку,
Не одну, а целых три, дабы искупить грехи, их прыть спесива,
Толкаются они и не слышат, не замечают заблудшую овечку,
Девочка стоит, что всех дороже, она одна в храме прибывает.
Движенье жизнь, если то потуги молящейся души,
Окончив вопрошенья и хвалы, Амадей украдкой засыпает
В сновиденьях и тиши.
Сомкнув уста, затворив усталы веки,
Смирив дыханье, и сердца ход замедлив,
Сохранил сонет любви навеки,
Чувств глубин измерив.
Не убоится вражьих сил и духов душителей полночных.
Прогонит свет лампады звезд ясно путеводных.
Желанья, страсти улеглись, мечтанья терпеньем запаслись,
Из окна приходят тени, но не затмить им луны ночник.
Мирно дремлет юноша, день, будущий не зная, очнись,
Ведь в сновиденья злу проще некуда войти, насадить цветник
Образов из истоков романтизма и заворожить.
И