вас, и вы скрепите

Поцелуем вечный ваш союз, в дни празднеств и в дни ненастья”.

Аэлла в огорчении вздыхала.

“Другие пары так близки, даже если деянья их низки,

Движенье есть и радость, повесть ту, увы, я не читала”.

“Но души их закоченели, без услады тела умирают от тоски.

Амадей и Аэлла, вы созданы для платонической любви,

Подобной ангелам”.

“Но люди мы, у нас имеются тела, а не только веянья души”.

“Многие тела имеют, души же, забвенью придаются”.

Платоника сидя на плечике, вторила упрямо.

“Пусть так, хотя деянья любящей души людьми не признаются,

Буду читать его стихи, вести себя покорно, как Ева для Адама.

Но не обольщу, платье туже затяну, повода к соблазну не сотворю”.

Аэлла благочестиво приняла обет неприкосновенности,

Лишь думами сливаться воедино им разрешено,

Познавая азы ответственности.

В чертоги девства сердце девы до поры венчанья перенесено.

Платоника птичкой то лишь нашептала, спорхнула

И в оконце, отворенное, стремглав проскользнула.

Удел ангельский окончен был с честью и хвалой.

А Плутос злой,

Азартно охваченный спором и игрой.

Вселяется в друга Амадея, соратника по службе.

Соделав однажды грех и, не раскаявшись нисколько,

Всегда двери отворены его души, однако верен в дружбе.

Приближен поскольку,

Вознамерил бес устами друга, более мечтаний произнесть,

Бесплотным духом в сердце юноши без преград проник.

И направил прямо к Амадею, дабы лекцию прочесть

О нынешних свободных нравах, Плутос, довольствуясь, приник.

“Скажу тебе мой друг, достопочтенный Амадей”.

Говорил пришедший человек, уверяя в слова новизне.

“Догматики времена канули в Лету, вглубь морей

Забвенья, сейчас, поверь, нравы легки, наяву, а не во сне,

Есть только наша воля и на все ныне наша воля.

Встречаешься с девушками молодыми, с одной, вечером с другой,

Что нужно нам от них в дни хладные и ночи зноя,

Лишь прикосновенье телом всем, иль жадной до красоты рукой.

Все подарки и любви слова сводятся к постели,

То мужской закон, его ты отвергаешь, значит не мужчина ты.

Во время рыцарства о том и помыслить и не смели,

Но сейчас иное время и страсти славят нас, доброта же унижает.

Резвись, плод запретный с прихотью вкушай пока ты молодой,

Познай же девы лоно, притронься, ничего же не мешает.

Забудь про морали тайные доктрины, следуй за мной,

Жизнь всего одна, так испробуй все, и женщин и вино”.

Амадей призадумался, усомнился, стена завета треснув,

Увлекла его в места гнилые, друг вел его в трактир,

Пришедши, сели за стол, чары вынув,

Наполнив до краев, сидели и на женщин полунагих глазели, сатир

Пузатый нимф продавал на час, иные танец исполняли.

И сладострастники внимали, скрыть очи прельщающие, не решали.

В похотениях взирали, позабыв о женах, детях, они внимали

Жизни легкой и живой, тела страстью услаждали,

В то время как души их тревожно тихо спали.

Но Амадей не пил, смотрел на женщин, но будто их не различал.

Друг порочный ухмылялся, а бес внутри торжествовал.

“Почему не пьешь вино, давай, за здоровье,

Оно самое главное в жизни, без здоровья я б с постели и не встал,

И наслажденье бы не получал, без них жизнь есть мученье.

Что молчишь, главу понурив, нравятся ли они тебе?”

“Я ощущаю сокрушенье,

Вот на женщин стройных сих смотрю, разны вина на столе”.

“И что, что? Просыпается ли в тебе истинный мужчина? Наслажденье?”

“Мне жалко женщин этих, унижены они и оскорблены.

Покупатель требует товар, спрос рождает предложенье.

Мужчины требуют усладу, ставят дев вдоль стены

И продают, мужчины развращены, оттого и женщины так поведением легки.

Жалость чувствую я к ним, не более того”.

Сказал печально Амадей и вышел из вертепа вон.

Не вкусил юноша плодов запретных,

Оттого бес из друга вышел, издавши злобы стон,

Не удался по обольщенью план, в разграблении палат несметных.

Вы невольные мерила человека чувственных громад,

Они светлые и поблекшие светила невоспетых лир баллад,

Духи светлой тьмой окружили град незабвенных колоннад.

Неукротимо сердце молодое прорываясь сквозь ряды границ,

Вышивая жизнь свою, наломает немало спиц,

Согрешивший стариком склоняясь ниц

Молит о прощенье соделанных грехов.

А глас святый с неба вторит.

“Кайся старче, радуйся, что жизнь твоя длинна, жил в прибежище веков,

Но если б жизнь была твоя мала, то поздно было бы тогда, слышащий да услышит,

В преступленьях сразу кайтесь, жизнь не черновик.

Юный не глаголь о слабости младого тела,

Знай же, и старость страстей не укрощает, зло есть ямщик,

Любого повезет, зная цену человеческой души, зерно поспело,

Но тернии заглушают всяко совесть.

Блюди же юный с юных лет

Непорочности едину повесть,

Да не отвергни протестным разумом благой совет“.

День окончился по счету третий.

Платоника и Плутос порешили пару сблизить,

Где дуб растет сем веков как ветхий.

Духи нас лишь направляют, дабы унизить, иль возвысить,

Но в выборе вольны мы, как ни крути,

Открыты два противоположности пути.

Песнь VI

В пятом веке в пределах Александрии,

Жена росла в паденье, обагряя плоть,

Прославленной блудницей она была, у Марии

В пороке соперниц не водилось, наступает ночь,

И мотылек слетает на красный огонек,

В обрамленье распущенных волос

Мило личико ее сияло, не носила скрывающий платок,

Миловидностью прельщала, не устоял пред чарами и колосс,

И тело руководило ее, ненасытно кляло зла идею,

Что удовольствие есть жизнь, а жизнь сродни довольству.

Блудниц камнями побивали и на престол царский сажали к змею,

Тот греха девиз покорил не один высокий мыс, посольству

Зла в каждом граде дань приносят в виде скорбного чела.

Ведь грешник оный, сотворивши, ощущает сердцем

Грязь, омывши, забывает и к телу чужому вновь тянется рука.

Вот так Мария горестно жила отдаваясь тельцем,

Не видевши в том дурного, любила пол мужской без боя покорять,

Они не супротив, влекомые, принимали прелесть, возгораясь.

Обмануть легко мужчину самолюбие его погладив,

Вскоре хвалиться станет о покоренье,

Не понимая, что его самого покорили, на постель возлечь заставив.

Но оставим то преступленье,

Порок и так повсюду и везде, в палатах знатных и в крошечном гнезде.

Добродетель, во главе угла поставив, да не постигнет нас сомненье.

Итак, Мария проведя многие года во зле,

В прелюбодеянии и разврате,

Увидеть град Иерусалим решила, побывать в том