Я принарядилась, зачесала волосы и, внимательно оглядевсвитерочек, подобрала ему в тон губную помаду – валялась какая‑то в ящикес незапамятных времен. Поглядевшись напоследок в зеркало, я сама поразиласьполученному эффекту. Яркие губы очень оживляли лицо, и глаза приобрели этакийтаинственный блеск… Пожалуй, мамуля не так уж неправа, что придает такоезначение косметике и одежде.

Застолье было шумное и веселое: моя мать умеет принятьгостей. Я скромно сидела в уголке, потому что мамулины знакомые не вызывают уменя интереса – другое поколение, сами понимаете. Я вообще не люблю застолий,потому что не ем мяса. Не подумайте, что выпендриваюсь или комплексую по Фрейду– мол, в детстве в деревне зарезали любимую курочку или поросеночка. Я вообще вдеревне была два раза в жизни, и никаких курочек там и в помине не было. Простов моем раннем детстве родители с удивлением обнаружили, что у меня стойкоеотвращение к мясу. Тошнит меня от всего мясного похлеще, чем беременных!

Проблемы начались в детском саду: там никто не хотел со мнойвозиться и пытались заставить есть насильно. Родители таскали меня по врачам,пока один старенький профессор не сказал им в приватной беседе, чтобы оставилиребенка в покое. Ну не принимает организм мяса, так еще неизвестно, может, этомы все ненормальные, а не девочка!

До сих пор не могу представить, как можно есть эти ужасныежилистые куски чего‑то красно‑коричневого…

Вот такая я уродилась. Одна аллергия, одна фобия, а востальном, прекрасная маркиза, как поется в старой песенке, все хорошо, всехорошо!

Так что я смирно сидела, отгородившись графином с клюквеннымморсом, навалив полную тарелку помидорного салата и стараясь не глядеть втарелки остальных гостей, которые жадно поедали шашлыки, лично приготовленныеПетром Ильичем.

Вообще гвоздем вечера, несомненно, был Петр Ильич, то естьмамуля позвала гостей, чтобы продемонстрировать всем именно его. Что уж такогозамечательного она в нем отыскала, понять не могу, но даже голос ее, когда онаобращалась к своему Петеньке, звучал по‑иному: в нем появлялись интимно‑воркующиенотки. Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, но, в конце концов, какое мнедо этого дело! Мамуля хоть и любит повоспитывать, никогда не диктует, с кем мнепроводить время, так могу ли я выражать свое недовольство?

И я решила молчать и наблюдать, все равно больше нечего былоделать. И, к своему крайнему удивлению, я отметила, что не только мамуляпроявляет повышенный интерес к нашему гостю из далекого Зауральска. Ираида явноположила на него глаз. Она бросала на него томные взгляды, смеялась груднымсмехом и, даю голову на отсечение, наверняка жалась бы под столом к нему мощнымбедром, если бы мамуля предоставила ей такую возможность, то есть если бы они сПетром Ильичей сидели рядом. Но мамуля была начеку и отсадила Ираиду подальше.

Вечер подошел наконец к завершению, я долго подвигала себяна мытье посуды и наконец решилась. На кухне уже хозяйничал Петр Ильич все втом же клетчатом мамулином передничке. Я пригляделась к нему внимательнее: навид не такой уж он и пожилой. Из расстегнутого ворота рубашки виднелась крепкаязагорелая шея, весь он был подвижный и подтянутый, одним словом, вполне можетпроизвести впечатление на женщину старше пятидесяти… Это я про мамулю, но выменя не выдавайте…

Мы мирно сосуществовали на кухне, когда появилась утомленнаямамуля. Я ее понимала: самым трудным делом оказалось вытолкать из дому Ираиду.Но мамуля преуспела и теперь присела на табурет перевести дух.

Мы с Петром Ильичей как раз закончили и подсели к ней, чтобыспокойно выпить чайку.

– Вот гляжу я на вас, Сашенька, – вкрадчиво началон, прихлебывая чай, – и удивляюсь. Такая привлекательная молодая женщина,умница, и так, простите, нерасчетливо расходуете свои способности!

– Во‑первых, – начала я, поставив чашку исообразив, что разговора не избежать, – с чего вы взяли, что у меняспособности? С чего вы вообще взяли, что я умница? Мы с вами почти неразговаривали…

– Александра! – начала было мамуля, но Петр Ильичостановил ее легким движением руки.

– Уж простите, если кажусь вам слишком назойливым, нонаше старинное знакомство с Лялечкой, – тут он повернул голову и ласковопоглядел на мамулю, отчего та заулыбалась, как будто услышала, что массажисткаЛина Пантелеймоновна согласна принять ее в любое время без записи, – нашедавнее и близкое знакомство позволяет мне… помочь вам советом…

Я смолчала, потому что в голове вертелась только совершеннохамские варианты ответов типа: «Не учите меня жить, лучше помогитематериально». Мамуля мне такого в жизни не простит!

Петр Ильич принял мое молчание за согласие на продолжениенравоучений и проговорил, отечески коснувшись моей руки:

– Насчет ваших способностей я убедился, прочитав кое‑какиеваши публикации. Лялечка любезно мне их предоставила.

Я в полном удивлении перевела взгляд на мамулю. Она хранитгазеты с моими статьями? Вот уж ни за что бы не подумала!

Мамуля опустила глаза и слегка зарделась.

– Что касается вашего остроумия и привлекательности,эти качества бросились мне в глаза при первой нашей встрече, – гнул своеПетр Ильич.

Польстил, ох польстил мне дамский угодник! Однако нужно былозаканчивать бесполезный разговор и идти спать.

– Зауральск – это где? – нарочно грубо спросила я,чтобы Петр Ильич понял, что ничего ему тут не светит.

Думает, приехал из какой‑то Тьмутаракани, охмурилстарую знакомую и ее дуреху‑дочку, так сразу его и прописали в большомгороде. Как говорится, хоть и северная, а все‑таки столица…

Мамуля прерывисто вздохнула и пошла красными пятнами, ПетрИльич же, нимало не смутившись, добродушно рассмеялся:‑

– Зауральск – это за Уралом, – ответил он в моемстиле.

Теперь уже мне стало неудобно: с чего это я так набросиласьна человека? Ну захотелось старичку поболтать, могла бы и потерпеть, тем болеечто мамуля к нему явно неравнодушна.

– Что вы хотите мне посоветовать? – усталоспросила я. – Засесть дома на год и написать роман века? Я не смогу, да ижелания нету. Просто стараюсь хорошо делать свою работу, а темы подбирать невсегда удается самой, вот и пишу, о чем попало.

– Девочка моя! – вскричал Петр Ильич. – Так вэтом‑то все и дело! Вы только послушайте меня, послушайте и неперебивайте!

Он отвернулся на секунду, и я увидела, как мамуля под столомпоказала мне кулак.

– Я вас слушаю, – обратилась я к нашему гостю какможно любезнее.

– Каким образом в вашей среде добиваютсяизвестности? – Петр Ильич встал и заходил по кухне. – Например, какой‑тожурналист пишет цикл статей на злобу дня. Статьи должны быть хлесткими,своевременными, интересными. Так?