унаследованная от матери, в одиннадцать лет перешла у Элис в увлечение фотографией. Невинное хобби, в котором она достигла серьёзных успехов, в конце концов и привело на интервью в злосчастный биохимический завод. Профессор с ранних лет поощрял дочь в новом пристрастии, не подозревая, что даже невинная профессия фотографа не гарантирует спокойную жизнь, свободную от политики.

Теперь вся государственная машина пропаганды готовилась вцепиться в неё ядовитыми когтями и разорвать на плакатные лозунги о долге, отваге и жертвоприношении вождю. Интуиция учёного подсказывала профессору, что теперь их жизнь принадлежит хмурым зомби из зловонных клоак секретных ведомств. Левиафан уже подкрадывался к ним обоим, профессор чувствовал его частое дыхание вместе с холодными брызгами ржавой идеологической слюны. Их не оставят в покое, вовлекут в жесткую игру без правил под перекрёстным огнём конкурирующих сторон. Агенты спецслужб Братства наверняка связались с Элис пока он ехал за ней в проклятое кафе. Теперь оставалось ждать когда Штаб Сопротивления свяжется с ним. Профессор знал что Штаб существует и революционеры уже ищут возможные пути контакта.

Он увидел жёлтый листок, выпавший из кармана дочери, — повестку в специальный отдел для дачи показаной о предотвращённом теракте. Даты не указывалась, — вызвать могли в любой момент. Интуиция не подвела профессора, — спецслужбы работали безукоризненно. Теперь можно ожидать любого поворота событий.

Справа от машины включился слинфобак "Будни Братство”, — умирающие дети с заплаканными лицами рассказывали душераздирающие подробности своих неизлечимых болезней. Убитые горем родители умоляли о спасении чад путем пересадки поражённых органов. Они четко ставили диагнозы и оперировали сложными медицинскими терминами, как опытные профессиональные врачи. Через секунду картинка менялась, — дети весело бегали и играли в холодную войну, их счастливые родители наперебой рассказывали приятно волнующие детали хирургических операций.

Профессор с отвращением отвернулся. Несмотря на бесконечные списки пациентов на пересадку органов, найти людей, которым проводились подобные трансплантации, было невозможно. В кругу родных, друзей или близких таких счастливцев никто не встречал. Каждодневный хэппи энд, не внушал ни капли оптимизма.

Решение о переезде в геттополис биохимического завода профессор принял десять лет назад. Вдыхать отравленный запах было безопаснее, чем каждый день получать дозу радиации в соседнем геттополисе кварк-глюонного завода. Из за халатного отношения к ядерным реакторам, производящим синтетическое золото, и игнорирования базовых норм безопасности, радиационный фон в геттополисе менялся, превышая все допустимые нормы. Местные жители не могли об этом знать. Большинство, не имело представление о том что золото синтезируют с помощью ядерных реакций прямо перед их носом.

Вероятность катастрофы возрастала с каждой неделей, — требовался уже не переезд, а срочная эвакуация. Район института клонирования исключался, — специальное разрешение властей становилось непреодолимым препятствием из за параноидальной системы безопасности. Оставался единственно возможный вариант, — геттополис биохимического завода.

Свет слинфобачка разбудил Элис. Оставаться в машине было невозможно, — вонь биохимических отходов становилась невыносимой.

— Последнее усилие, дойди до кровати, — прошептал профессор. — Тут уже невозможно дышать.

Он открыл дверь, влетевший тухлый воздух припечатал к стеклу жёлтый листок бумаги, как приговор. Они вышли из машины еле сдерживая подступившую тошноту. Предстояло восхождение на последний этаж блочного девятиэтажного дома.

Дом не обслуживался несколько лет. Лифт работал, но пользоваться им мог только сумасшедший, — кабина часто застревала между этажами и замуровывала человека на неопределённый срок. Каждый шаг по лестнице давался Элис с трудом. Она теряла силы с каждой ступенькой. Когда они добрались до квартиры, Элис молча прошла в свою комнату и рухнула на кровать как тяжелораненый солдат.

Жаркий августовский день продолжал преподносить опасные сюрпризы. В метре от двери лежал белый конверт. Кто-то бросил его в дверной проём, пока профессор выезжал за дочерью. Профессор раскрыл его со слабой надеждой, что конверт бросили по ошибке. Сообщение звучало по военному чётко, и больше походило на приказ: “13 августа. 15:00. Бывшее Министерство транспорта. ШП.".

Фраза, составленная из вырезанных газетных букв, молчаливо подтверждала мрачные мысли профессора, — пазл дня сошёлся. Штаб Противостояния вышел с ним на контакт в связи с предотвращённым терактом, в который, волею обстоятельств, оказалась вовлечена дочь. Штаб сработал не менее оперативно, чем спецслужбы Братства. Неведомый чёрный полковник уже отдавал приказ о начале перекрёстного огня.

Ситуация не оставляла выбора. Идти на контакт профессора никто не обязывал, но в сложившейся ситуации это не имело никакого значения, — если не пойдёт он, доберутся до дочери, и вычеркнут его из игры. Это будет ни чем иным как предательством по отношению к ней. Он знал, что письмо предназначалось для него. Элис могла находиться в больнице, — тот, кто бросил конверт, не имел над её решением вернуться домой никакого контроля.

Профессор решил не говорить дочери куда идёт. Учитывая то что произошло утром, она проспит весь следующий день мёртвым сном и не заметит его отсутствие. Дальше он будет действовать по обстоятельствам, в зависимости от того, что ему сообщат на встречи, если она состоится. Он сжёг записку и внезапно почувствовал что сам еле стоит на ногах. Дикая усталость от череды жутких утренних событий наконец догнала его и отправила в нокдаун до самого утра.

IX

Профессор проснулся поздно, Элис ещё спала, — лежала поперёк кровати, как в детстве, скинув одеяло на пол. Он укрыл дочь, стараясь не издавать ни звука. День не предвещал ничего конструктивного, — тринадцатое августа — очередное подписание соглашения о неприменении квантового оружия. Событие открывало праздники святой троицы, — за ним следовал Судьбоносный День Победы с последующими двухнедельными выборами и нейронным голосованием.

Прямое включение из Нектарии мелькало на информационных мониторах в каждой пивной сети "Судьба Патриота". Событие затмевало даже Олимпиаду. Те, кому не хватило места в кабаке, наблюдали трансляцию через уличные слинфобачки.

Нектария возникла как отдельное государство после вооружённого конфликта между Восточным Братством и Северо-Баллистическим Пасьянсом. Ядерное напряжение между двумя сверх державами создавало пропасть в отношениях, делало невозможным подписание мирных соглашений, проведение Олимпийских игр, шахматных турниров, исключало научное и экономическое сотрудничество. После тяжёлых переговоров, обе стороны пришли к взаимному согласию о необходимости создания некой нейтральной территории для проведения встреч на высшем уровне, организации спортивных и общественных мероприятий. От Северного Пасьянса отделилась часть территории, за которой закрепили особый статус.

На территории Нектарии исключалось присутствие спецслужб, проведение военных учений и создание армейских военных баз. Страна не имела право предоставлять политические убежища беженцам и принимать эмигрантов. Въезд на нейтральную территорию разрешался исключительно высшему политическому руководству, олимпийским спортсменам и лауреатам Нобелевской Премии мира. Со временем Нектария превратилась в самодостаточную страну, больше похожую на волшебный горнолыжный курорт, чем на отдельное суверенное государство.

День встречи с профессором в