и красив и умен беспредельно.

Светлый дракон их о Боге учил на горе.

В городе ж снежном и сонном был понедельник —

Нужно в гимназию было идти на заре.

Кто-то из воздуха детям шептал над мостами.

Дети молчали, они от огней отвернулись.

Странный кондуктор им роздал билеты с крестами.

Радостно лаял будильник на тех, кто вернулись.

1929

«Девочка возвратилась, ангел запел наугад…»

Михаилу Осиповичу Цетлину

Девочка возвратилась, ангел запел наугад.

На деревянных инструментах дождик забарабанил.

Девочка возвратилась в снова зацветший ад,

Розы ей улыбались розовыми губами.

Папочка, видишь, там киска, милая киска.

Нет, дорогая, это сфинкс заснул на лугу.

Папочка, ты видишь белого трубочиста?

Девочка, я не вижу, девочка, я не могу.

Тихо проходят над городом синие звезды.

Желтые дымные братья внизу – фонари.

Звезды зовут их на небо; там игры и отдых,

Только они не хотят уходить до зари.

Кротко в лесу спят под корнями белые зайцы,

Елка звенит в тишине золотыми лучами.

Сонно вдали отвечают друзья эдельвейсы,

Тихо ей лапками машут над ледниками.

Ночь оплывает, и горы слегка розовеют.

Ангелы молча стоят на рассветном снегу.

Ангел, спаси её елку. – Я не умею,

Пусть догорит, я помочь ей погибнуть могу.

Белое небо в снегу распустилось, как время,

Пепельный день заменил бледно-алый рассвет.

Мертвая елка упала в лесу на колени,

Снежную душу срубил молодой дровосек.

Мертвая елка уехала. Сани скрипели,

Гладя дорогу зелеными космами рук.

В небе был праздник, там яркое дерево пело,

Ангелы, за руки взявшись, смеялись вокруг.

1928–1929

Черный заяц

Николаю Оцупу

Гаснет пламя елки, тихо в зале.

В темной детской спит герой, умаясь.

А с карниза красными глазами

Неподвижно смотрит снежный заяц.

Снег летит с небес сплошной стеною,

Фонари гуляют в белых шапках.

В поле, с керосиновой луною,

Паровоз бежит на красных лапках.

Горы-волны ходят в океане.

С островов гудят сирены грозно.

И большой корабль, затертый льдами,

Накренясь, лежит под флагом звездным.

Там в каюте граммофон играет.

И друзья танцуют в полумраке.

Путаясь в ногах собаки лают.

К кораблю летит скелет во фраке.

У него в руке луна и роза,

А в другой письмо, где желтый локон,

Сквозь узоры звездного мороза

Ангелы за ним следят из окон.

Никому, войдя, мешать не станет.

Вежливо рукой танцоров тронет.

А когда ночное солнце встанет,

Лед растает и корабль утонет.

Только звездный флаг на белой льдине

В южном море с палубы узнают.

И фуражки офицеры снимут.

Краткий выстрел в море отпылает.

Страшный заяц с красными глазами

За двойным стеклом, за слоем ваты,

Хитро смотрит: гаснет елка в зале.

Мертвый лысый мальчик спит в кровати.

1929

Hommage à Pablo Picasso

Приведенье зари появилось над островом черным.

Одинокий в тумане шептал голубые слова,

Пел гудок у мостов с фиолетовой барки моторной,

А в садах умирала рассветных часов синева.

На огромных канатах в бассейне заржавленный крейсер

Умолял: «Отпустите меня умереть в океане».

Но речной пароходик, в дыму и пару, точно гейзер,

Насмехался над ним и шаланды тащил на аркане.

А у серой палатки, в вагоне на желтых колесах

Акробат и танцовщица спали, обнявшись на сене.

Их отец-великан в полосатой фуфайке матроса

Мылся прямо на площади чистой, пустой и весенней.

Утром в городе новом гуляли красивые дети,

Одинокий за ними следил, улыбаясь в тумане.

Будет цирк наш во флагах, и самый огромный на свете,

Будет ездить, качаясь, в зеленом вагон-ресторане.

И еще говорили, а звезды за ними следили,

Так хотелось им с ними играть в акробатов в пыли.

И грядущие годы к порогу зари подходили,

И во сне улыбались грядущие зори земли.

Только вечер пришел. Одинокий заснул от печали,

А огромный закат был предчувствием вечности полон.

На бульваре красивые трубы в огнях зазвучали.

И у серой палатки запел размалеванный клоун.

Высоко над ареной на тонкой стальной бечеве

Шла танцовщица-девочка с нежным своим акробатом.

Вдруг народ приподнялся, и звук оборвался в трубе.

Акробат и танцовщица в зори ушли без возврата.

Высоко над домами летел дирижабль зари,

Угасал и хладел синевеющий вечера воздух.

В лучезарном трико облака, голубые цари,

Безмятежно качались на тонких трапециях звездных.

Одинокий шептал: «Завтра снова весна на земле,

Будет снова мгновенно легко засыпать на рассвете».

Завтра вечность поет: «Не забудь умереть на заре,

Из рассвета в закат перейти как небесные дети».

1929

Снежный час

Отблеск рая спал на снежном поле,

А кругом зима уж длилась годы.

Иногда лишь, как пугливый кролик,

Пробегала в нем мечта свободы.

Было много снегу в этом мире,

Золотых дерев под пеленою.

Глубоко в таинственном эфире

Проплывало лето стороною.

Высоко в ночи закат пылал,

Там на лыжах ангел пробегал.

Он увидел сонный призрак рая

И заснул, в его лучах играя.

Бедный ангел, от любви очнись,

Ты на долгий белый путь вернись.

Сон тебя