class="title2">

В ДУХОВ день

Борису Заковичу

Карлики и гномы на скамьях собора

Слушали музыку с лицами царей.

Пели и молились еле слышным хором

О том, чтобы солнце взошло из морей.

Только ночь была глубока, как годы,

Где столько звезд зашло и не встанет;

Черные лица смотрели в сводах,

Черные дьяконы шли с цветами.

Солнышко, солнце, мы так устали

Маленькие руки к небу подымать.

Черные бури в море перестали,

Розовый голос Твой все ж не слыхать.

Солнце, взойди! Наши души остынут,

Мы станем большими, мы забудем свой сон.

Ложное солнце плывет из пустыни,

Солнце восходит со всех сторон.

И к земле наклонялись. А духи смеялись,

Черные лица в колоннах пряча.

Серое зарево в небе появлялось,

К бойне тащилась первая кляча.

А когда наутро служитель в скуфейке

Пришел подметать холодный собор,

Он был удивлен, что на всех скамейках

Мертвые розы лежали, как сор.

Тихо собрал восковыми руками,

В маленький гроб на дворе положил,

И пошел, уменьшаясь меж облаками,

В сад золотой, где он летом жил.

В сумраке

В сумраке сирены капитанов

Огибали темно-синий мыс,

А на башне, в шорохе каштанов,

Астроном смотрел в астральный мир.

Важно шли по циферблату числа —

Маленькие, с синими глазами;

Тихо пели, пролетая, листья,

А внизу бежал трамвай с огнями.

Спрашивали карлики на крыше:

«Ну, а звезды, вечно хороши?»

Улыбался астроном из ниши,

А в машине тикали часы.

Числа знали – звезды умирают,

И, осиротев, огонь лучей

Все ж летит по направленью рая,

В детские глаза летит ничей.

Странно звездам, страшно звездам синим,

Им, летящим в холоде веков,

Никогда не встретиться с другими,

Изойти сиянием стихов.

Только в темном уголке творенья

Розы осени в садах цветут,

Соловьи грустят в ночных сиренях,

В синагоге канторы поют.

На высоких голубых карнизах

Карлики мечтают о весне.

Астрономы плачут в лунных ризах,

И к звездам летит больной во сне.

А у пляжа, где деревья дремлют,

На скамьях влюбленные мечтают

И смеются, что покинуть землю

Их над морем трубы призывают.

1929

Под землю

Сергею Кузнецову

Маленький священник играл на рояле

В церкви заколоченной, в снежную ночь.

Клавиши тихо шумели и врали —

Им было с метелью бороться невмочь.

Она сотрясала иконостасы,

Гасила лампады и плакала в трубах.

Тихо склонясь к земле, ипостаси

Кутались в жесткие, желтые шубы.

А в глубоком снегу засыпал проходимец

В белой рубашке с черным крестом.

Он в маленьком свертке нес в церковь гостинец,

И заснул, заблудившись под тощим кустом.

А белые зайцы смотрели из норок,

О чем-то шептались – хотели помочь.

А волки царапались в двери собора,

Но лапками разве чугун превозмочь?

И карлики, ангелы белых снежинок,

Его покрывали своими лучами

Там, где, уснувши в тепле пелеринок,

Елки сияли звездами-свечами.

И все было глухо и тягостно в чаще.

Над всем были снежные толщи и годы,

Лишь музыка тихо сияла из Чаши

Неслышным и розовым светом свободы.

И плакали волки. А мертвый был кроток,

Исполнив заветы Святого Грааля,

И только жалел, что оставил кого-то

В подземной часовне за черным роялем.

1929

Звёздный яд

Иде Григорьевне Карской

В гробовом таинственном театре

Неземные на столах лежали.

Их лечил профессор Мориатри

От желанья жить и от печали.

В классе был один самоубийца,

Он любил с ним говорить о розах.

А другой, боящийся разбиться,

Углублялся с ним в свои неврозы.

А Ник Картер утром приходил.

Он смотрел сквозь лупу в очи мертвых.

Размышлял: профессор здесь вредил,

Он разведал адрес самых гордых.

Каждой ночью в бездну прилетая

С золотой звездой в кармане фрака,

Здесь, смеясь, грустя и сострадая,

Он поил их звездным ядом мрака.

Синие смотрели в океаны,

Черные на башне звали ночь,

Белые спускались за туманы,

Алые в зарю летели прочь.

А Ник Картер под дождем рыдал:

Ведь не усмотрел, а как старался.

Но профессор вдруг покинул даль

И к нему со скрипкою подкрался.

Бедный сыщик тихо вытер слезы.

Прямо в сердце револьвер приставил.

И случилась с ним метаморфоза:

Ангелом он этот мир оставил.

«Гроза прошла, и небо стало розовым…»

Гроза прошла, и небо стало розовым,

Таким, каким оно приснилось девочке.

Там вышел вечер в платье абрикосовом

Гулять с луной на голубой веревочке.

А в маленьком саду цветы смеялись:

«Весна прошла, как мы цветем давно».

Но к ним уже ночные духи крались.

Туберкулезный музыкант открыл окно.

Он вдаль смотрел с улыбкой Джиоконды,

Где из-за леса глухо пели птицы

И черный арлекин по горизонту

Мгновенно пробегал в лучах зарницы.

Как сладко было слушать, как смеялась

Звезда над миром, обнимая скрипку.

Ночная туча тихо в небе кралась

Ко спящим звездам – серебристым рыбкам.

Вдруг хлопнуло стекло само собой,

Огромные глаза зажглись над садом.

И отдаленный хор