Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В курильнице продолжали тлеть засушенные травы, вот только аромат их стал терпким. Дубровская почувствовала трепет. Подходила их очередь, и, хотя для беспокойства не было решительно никаких оснований, Лиза ощутила холодок в груди. Ничего особенного. Но он рос, ширился, заполнял все ее естество, так что стало больно дышать. Она разумом понимала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать.
– …Ты боишься своих снов? Как ты относишься к кошмарам? Ты кричишь по ночам? Тебя можно понять. Кровавая река, текущая среди скал, кого угодно сведет с ума. И ничего уже нельзя изменить. Тот мостик был так же шаток, как и твоя память. Твое прошлое рухнуло вниз, на острые камни. Все ли разбилось? Поспешу тебя удивить: нет, не все. Кое-что осталось. Надеюсь, сегодняшней ночью тебе приснится кошмар…
Елизавета не видела лица Андрея, но почувствовала, что его рука сжала ей плечо. Она побоялась оглянуться, хотя внутренний голос навязчиво шептал ей: «Ну же! Ты должна видеть его глаза. Тебе все сразу станет ясно». Но она сидела как ни в чем не бывало и смотрела вперед сквозь завесу дыма. Она не стремилась знать правду. Ее устраивала призрачность. Слова Эммы звучали так обтекаемо…
Тем временем новоявленная колдунья достала из очередного пакетика какой-то порошок и бросила его в тлеющую траву. Лица присутствующих озарила вспышка. Дамы невольно отшатнулись от стола. Но никто не покинул беседку. Никто не ушел.
—…Я силы колдовские призываю в час полночный,
Средь нас есть дьявол в человеческом обличье.
Он гладок речью и статью вышел,
Вот только метит шельму бог, гласит поверье,
Он носит метку сатаны с рожденья,
Кровавый шлейф за ним течет рекой,
Из душ загубленных наживы ради,
И вряд ли он найдет себе покой
В земле, на небе или на водной глади…
Огонь погас. Эмма обвела всех долгим взглядом.
– Это достойно аплодисментов, – саркастически заметил хирург и даже несколько раз демонстративно хлопнул в ладоши. – Наша вещунья перешла на поэзию. Еще немного, и мы услышим пение.
– Ну, лично я этого дожидаться не собираюсь, – резко заметил Петр Иванович. – С меня довольно! Ты остаешься?
Вопрос был адресован, разумеется, супруге. Лара пожала плечами, но все-таки встала. Она нетвердо держалась на ногах.
– Чертовы каблуки, – проворчала жена чиновника, стараясь сгладить неловкость в глазах окружающих. – Но все-таки, Эмма, ты была неконкретна. Что ты имела в виду?
Бедный Петр Иванович пошел пятнами. Он дернул супругу за руку так, что она едва не потеряла равновесие.
– Вам нужна конкретика? – подняла брови Эмма.
– Оставьте ее при себе! – разозлился чиновник.
– Меня интересует только последний пункт. Насчет дьявола, – подал голос Грек. – Я так понимаю, что одного из нас вы обвинили в убийстве. Это, милая, серьезная вещь. Надеюсь, у вас есть к этому основания?
– У меня есть доказательства! – отозвалась Эмма. – Кассета… И я могу ее показать…
– Ну а кто это? – задал вопрос Андрей. – Полагаю, что женщин вы из этого списка исключаете.
– Разве я что-то говорила про пол?
– Но в ваших стихотворных экзерсисах звучало конкретное местоимение – «он»?
– Не надо понимать все буквально! – вспылила Эмма. – Тот человек, которому были адресованы последние строки, не ошибется.
– Зачем тогда было пудрить всем мозги? – возмутился Константин. – Навели тень на плетень. Трава там всякая, свечки, присказки дурацкие. Никаких фактов. Сплошной туман.
– А здесь ничего и не могло быть, – зло произнес чиновник. – Глупый фарс со спецэффектами, не более того.
– Э! Да вы забыли, что сегодня Хэллоуин, – опомнилась вдруг Лара. – Это ведь розыгрыш? Я угадала?
Все с надеждой посмотрели на Эмму. Но та еще больше распалилась. Она кидала без порядка в сумку весь свой колдовской инвентарь и что-то бормотала сквозь зубы.
– Вы хотели конкретных имен? Ну что же! Одно из них я вам назову – Стефания Кольцова. Довольны?
– Ну и кто это? – поинтересовался хирург. – Та самая дьяволица?
– Не прикидывайтесь, что впервые слышите это имя. Репортажи с места ее гибели обошли все местные каналы! – перешла на крик Эмма. – Она была моей подругой.
– О боже! Это же… – начала говорить Мария, но, увидев, что на нее все смотрят, разом сникла и зажала рот ладонью.
Константин помрачнел.
– Я могу рассказать все! – в запальчивости говорила Эмма. – Вы хотите это слышать?
– Может быть, позже, – прервал ее Андрей. – На улице чертовски холодно. Я беспокоюсь за свою жену: она насквозь продрогла. Да и у меня зуб на зуб не попадает. Предлагаю встретиться минут через сорок, у камина.
– Идет, – легко согласился Константин. – Время еще детское.
– Мы присоединимся, если все сменят тему вечера и мы сможем наконец расслабиться, – категорично заявил Петр Иванович.
– Дорогой, ничего не имею против. Меня, признаться, достали гадалки и предсказания, – охотно отозвался хирург. – Предлагаю партию в бильярд.
– А он здесь есть? – удивленно воскликнул Константин.
– Здесь есть все: бильярд, баня и запас хорошего пива в холодильнике. Я проверял, – обрадовал мужскую половину хирург.
– А чем займемся мы? – обиженно протянула Лара.
– А вы можете продолжить вашу вечеринку в преисподней! – расхохотался Константин. – К примеру, погадать: кого не будет в живых к утру.
Он сделал страшные глаза и для убедительности высунул язык.
– Очень смешно! – обиделась жена чиновника.
Эмма, которая уже была на ступенях веранды, обернулась:
– Я лично такой возможности не исключаю. Если у кого-то из вас проснется совесть…
– Ты узнаешь об этом первая, – помахал ей рукой хирург.
Елизавета сбросила маску и без сил опустилась на диван.
– Странный какой-то вечер, – произнесла она.
Андрей сел рядом и обнял ее за плечи.
– Твоя беда в том, что ты принимаешь все очень близко к сердцу, – сказал он. – Выброси весь этот бред из головы. В словах Эммы не было и грамма истины. Отдаю ей должное: настроение она умеет портить превосходно.
– В том-то и дело, – отодвинулась от него Лиза. – Если Эмма говорила чепуху, почему никто не смеялся? Может ли испортить настроение чья-то глупая выдумка?
– Еще как может.
– Согласна. Но только тогда, когда в большой лжи есть хотя бы доля правды. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что Эмма не шутила.
Андрей порывисто встал.
– Давай оставим в покое Эмму. Признаться, я уже пожалел, что принял ее приглашение. Она всегда была такой: взбалмошной и неразумной. Трудно было ожидать, что она организует что-нибудь стоящее…