Целая палитра чувств утраты, унижения, оскорбленного мужского самолюбия, негодования обрушилась на Куликова. Руки его задрожали, горло перехватило. Сердце, разгоняя горячую кровь по телу, рвалось выпрыгнуть из груди наружу. Первобытный инстинкт овладел им. Он был на все готов, лишь бы сейчас же подчинить ее себе, заставить быть с ним. Не размышляя о последствиях, Куликов нажал на газ и погнался за ними. Когда он поравнялся с машиной Якунина, Сукурова, будто что-то почувствовав, повернула голову, и их взгляды встретились. Ее грустные любящие глаза были совсем близко, и они говорили ему: «Ну что я могу? Видишь, как все получилось».

На его счастье, в потоке их машина оторвалась от него. Чтобы он стал делать, если бы догнал Якунина? Останавливать, прижимать к тротуару? А что дальше? Кто он ей, кто она ему? Его поведение выглядело бы по меньшей мере странно. Но как, как она могла так поступить с ним? Ведь они же договорились, Куликов ждал ее! А она преспокойно, на его глазах, села в машину к другому! Как это возможно?! Так с ним обращаться! Это что – игра такая? Ну да ладно, он ей покажет, твари такой! Он ей покажет, что может прожить без нее. Не замечать ее присутствия вовсе! Как будто она пустое место! Она еще пожалеет. Она не знает, кого потеряла!

Ехать домой Куликову не хотелось, и он отправился на тренировку по карате. Этим видом спорта он занимался уже лет пять и достиг в нем определенного уровня мастерства. Тем вечером он бился в спарринге в состоянии полного исступления. То ему казалось, что перед ним Якунин, то сама Сукурова. В конце концов, Сэнсэй Петрович вынужден был остановить спарринг, а Куликов – принести извинения своему партнеру за неспортивное поведение.

Дома, лежа в постели, он долго не мог заснуть. Куликов вновь и вновь возвращался к ситуации. Обманывала ли она его, что ушла от Якунина? Он ведь не заставлял ее силой садиться в свою машину! Нет, она села туда по собственной воле, к этому отвратительному типу, который ко всему прочему еще и бьет ее. В его сознании начинали всплывать самые яркие и грязные картины их соития. В его ушах стояли ее стоны страсти, которыми она теперь одаривала другого. Тяжелая ревность душила его. И вдруг ему показалось, что он различил желанный образ Сукуровой, отразившийся в зеркале спальни. Куликов в тревоге посмотрел на спящую рядом Ларису. Потом перевел взгляд на зеркало. Но никого там больше не увидел. Успокоился он только под утро, в очередной раз дав себе слово расстаться с этой странной особой. Пусть только придет к нему просить прощения!

Однако Сукурова ни о чем таком и не помышляла. Всю следующую неделю она обращалась только по делу и всегда только по телефону. А когда требовалось подписать какие-нибудь документы, то она посылала к нему кого-нибудь из своих подчиненных. Куликов весь извелся. Ему необходимо было получить от нее объяснения. Но он думал, что, заговорив с ней первым, тем самым только унизит себя. И он терпел, стиснув зубы. Она должна была заговорить первой! Он сильнее этой развратной гадины! Но дни сменяли друг друга, и жестокая правда, что она просто поиграла с ним и бросила как ненужную вещь, неумолимо открывалась перед ним.

Однажды Буренков позвонил Куликову и сказал:

– Слушай, Сергей. Ты бы посмотрел еще, чем там Сукурова занимается.

– А что такое?

– А ты что – не в курсе что ли? Она уже мне всю плешь с этой темой проела за последнюю неделю. Ну, тем более, разберись там. Расскажешь мне подробнее свое мнение.

Куликов был в ярости. Надо же, от этой твари всего можно ожидать! Вначале в доверие втерлась, а теперь опять через его голову к начальству полезла! Ну я ей покажу! Придя к себе, он набрал внутренний номер Сукуровой и рявкнул в трубку:

– Лилия Семеновна, зайдите ко мне!

– Я могу к Вам через десять минут зайти, Сергей Александрович? Мне кое-что закончить хотелось бы, – спросила Сукурова холодным тоном.

– Зайдите сейчас. Пока я еще Ваш начальник и лучше знаю, что важнее, – повысил голос Куликов.

– Хорошо, иду, Сергей Александрович, – ответила Сукурова, но появилась у него в кабинете только минут через десять. Эта ее задержка привела Куликова в еще большее негодование. Не успела она войти, он строго буркнул ей:

– Закройте дверь и садитесь!

– Хорошо, Сергей Александрович, – каким-то издевательски масляным голосом, с дерзкой улыбочкой на столь желанных им устах, заговорила Сукурова.

– Вы, я вижу, чем-то недовольны, Сергей Александрович. Так Вам это ни к лицу, – она разговаривала так, как будто имела над ним некую силу, могла им управлять. И что было особенно неприятно, Куликов и сам осознавал это. И эту тварь он когда-то наивно жалел! Ну ладно, он покажет ей, кто здесь хозяин!

– Мне лучше знать, что мне к лицу, а что нет, – нервно заговорил Куликов. Но ее духи уже заполнили его небольшой кабинет. Голова его опять пошла кругом, как будто и не было этой недели, что они не виделись.

– Конечно, Сергей Александрович. Кому же, как ни Вам лучше это знать, – она смотрела на него в упор своими распутными глазами. Рот ее расплывался в порочной улыбке.

– Успокойтесь, Лилия Семеновна! – почти закричал Куликов.

– Я-то совершенно спокойна, Сергей Александрович, а вот Вы, по-моему, чем-то взволнованы. И, признаться, я не понимаю чем. Скажите, может быть, я смогу быть Вам чем-нибудь полезна.

Куликов наконец-то осознал всю нелепость положения. Он вызвал к себе подчиненную и без объяснения причин начал на нее кричать. В истинной причине своего раздражения ему не хотелось себе признаваться.

– Ладно, садитесь. Скажите лучше, какую еще тему Вы там Буренкову предлагаете? – взяв себя в руки, пробурчал Куликов.

– А, вот Вы о чем? – и Сукурова подробно изложила ему суть.

– А почему Вы ко мне не зашли вначале? Почему таскаетесь через мою голову к руководству? Меня в дурацкое положение ставите. Я, получается, не знаю, что у меня в отделе происходит, – зашипел Куликов.

– А Вы, Сергей Александрович, сами не знаете почему? – тон Сукуровой неожиданно поменялся. Во взгляде ее отразилась боль и мольба.

– Нет, сам не знаю.

– Все Вы знаете, Сергей Александрович. Прекрасно знаете, как мне тяжело дается общение с Вами. Знаете! Все знаете, только прикидываетесь. Поманили бедную Лилию Семеновну, надсмеялись, и что? Теперь, наверное, уволить хотите? Ну что ж, увольняйте. Я готова. Только голос на меня больше не надо повышать. Мне это от Вас терпеть особенно больно, – с горечью говорила Сукурова.

– За кого Вы меня принимаете… Я и не думал… Никто Вас увольнять не собирается… В коллективе Вас все ценят… – смешался Куликов.

– Да, ценят, кроме непосредственного начальника, который за всю неделю даже не нашел времени поинтересоваться, как у меня дела! – выдавила из себя Сукурова. В красивых глазах ее стояли слезы.

– Что Вы, Лилия Семеновна, успокойтесь. Вы же сами уехали со своим Якуниным. Сначала со мной договорились, а к нему в машину на моих глазах сели! Это как понимать? Это Вы считаете нормальным?