Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Месье Флойд, сюда, пожалуйста.
Щель расширилась, пропуская Флойда и Кюстина в гостиную. Снаружи едва завечерело, но окна уже были зашторены.
– Это мой партнер Андре Кюстин, – представил Флойд. – Поскольку мы расследуем убийство, я думаю, две пары глаз и рук лучше одной.
Бланшар вежливо кивнул обоим.
– Не хотите ли чаю? Чайник еще горячий.
Кюстин открыл было рот, но Флойд, вспомнив о том, как мало времени осталось до встречи с Гретой, заговорил раньше:
– Месье, это очень любезно с вашей стороны, но лучше мы сразу займемся расследованием. – Он снял шляпу и уложил ее на шахматный столик. – Итак, с чего вы хотите начать?
– Я думал, вы примете на себя руководство, – заметил Бланшар, направляясь к входной двери, чтобы закрыть ее.
Образ, нарисованный воображением при разговоре по телефону, оказался приятно точным. Худой, за шестьдесят, с крючковатым носом, поддерживающим очки с узкими, как полумесяц, стеклами. На голове то ли ночной колпак, то ли феска. Стеганый халат прикрывает полосатую пижаму. На ногах теплые тапки.
– По мне, лучше вернуться к самому началу, – сказал Флойд. – Расскажите про американскую девушку. Все, что знаете.
– Она снимала квартиру, платила своевременно. – Бланшар завозился у огромного камина в стиле ар-деко, тыча кочергой в пепел.
С книжной полки смотрели самоцветными глазами две совы – упоры для книг. Флойд и Кюстин неловко примостились на софе.
– Это разве все? – спросил Флойд.
– Она жила здесь три месяца – до самой смерти, – сказал Бланшар, посмотрев на них. – Поселилась двумя этажами выше. Она предпочла бы пониже – как я уже говорил, не любила высоту, – но других свободных квартир не нашлось.
– Она жаловалась на это? – спросил Флойд, разглядывая стены.
Там в ряд выстроились африканские маски и охотничьи трофеи. Похоже, пыль с них не стирали никогда. Рядом с дверью висел фотопортрет: красивая молодая пара на фоне Эйфелевой башни. Одежда и слегка напряженное выражение лиц давали понять, что снимку по меньшей мере лет пятьдесят. Флойд изучил лицо парня и сравнил с лицом пожилого джентльмена.
– Да, она жаловалась мне, – сказал Бланшар, опускаясь в кресло. – Но не как домовладельцу.
– Я полагал, вы…
– Да, она не знала, что снимает квартиру у меня. Никому из жильцов не известно, что хозяин – я. Они платят через посредника.
– Странное устройство дел, – заметил Флойд.
– Но очень полезное. Я получаю и официальные жалобы, и неофициальные – просто болтая с жильцами при встрече на лестнице. Американская девушка никогда не жаловалась письменно, но при встречах обязательно пеняла на неудобство.
Флойд глянул на партнера, потом снова на Бланшара:
– Месье, как ее звали?
– Сьюзен Уайт.
– Она была замужем?
– Кольцо не носила и никогда не говорила о муже или женихе.
Флойд сделал запись в блокноте.
– Она упоминала, сколько ей лет?
– Не упоминала, но вряд ли больше тридцати пяти. А может, и тридцати. Сказать трудно. Она не носила так много косметики, как другие молодые женщины, здешние жилицы.
– Она не говорила, чем занималась до того, как приехала сюда? – спросил Кюстин.
– Я знаю лишь то, что она из Америки и умеет обращаться с пишущей машинкой. Да, мне стоило раньше сказать про машинку…
– Из какого штата? – спросил Флойд, вспомнив, что Бланшар в телефонном разговоре затруднился с ответом на тот вопрос.
– Дакота. Я вспомнил точно. Она сказала, что это слышится по ее акценту.
– Так она говорила с вами по-английски? – спросил Флойд.
– Только когда я об этом просил. Ее французский был как ваш.
– То есть безупречный, – улыбнулся Флойд. – Для иностранца, конечно.
– А что мадемуазель Уайт делала в Париже? – спросил Кюстин.
– Она никогда об этом не заговаривала, а я никогда не спрашивал. Но деньги, несомненно, не являлись проблемой. У нее могла быть работа, но с крайне нерегулярным посещением.
Флойд перевернул страничку блокнота, с силой потер пальцем, чтобы замарать чернилами сделанную ранее запись.
– Похоже на туристку, решившую провести несколько месяцев в Париже, а потом двинуться дальше. Вы не против, если я спрошу, как вы познакомились и насколько далеко зашли ваши отношения?
– Они были совершенно невинными. А повстречались мы в Лоншане.
– На скачках?
– Да. Вижу, вы заметили фотографию со мной и покойной женой.
Флойд кивнул, слегка смущенный тем, что его любопытство оказалось столь очевидным.
– Она была очень красивая.
– Эта фотография не показывает и десятой доли ее красоты. Клодетта умерла в пятьдесят четвертом. Всего пять лет назад, но кажется, я прожил без нее полжизни.
– Прошу прощения, – сказал Флойд.
– Клодетта очень любила скачки. – Бланшар снова встал и пошевелил кочергой в камине – без видимого эффекта. Затем сел, хрустнув суставами. – После ее смерти я долго не мог не то что поехать на скачки – просто выйти на улицу. Но однажды пересилил себя, поехал, сделал ставку в ее память. Я не сомневался, что она хотела бы этого, и в то же время ощущал вину – ведь отправился на скачки без нее.
– Вину? – удивился Флойд.
Бланшар пристально посмотрел на него:
– Месье Флойд, вы бывали женаты? Вам случалось терять любимого человека, медленно угасающего у вас на глазах?
Флойд смущенно уставился в пол:
– Нет, месье.
– При всем уважении, вы и представить не можете, каково это. Хоть и понимаешь, что абсурд, но чувствуешь себя предателем. И все равно я посещал ипподром, откладывал каждую неделю немного денег, делал ставки, иногда приносил небольшой выигрыш. На скачках я и познакомился со Сьюзен Уайт.
– Она ставила?
– Не всерьез. Она узнала во мне соседа и попросила помощи, чтобы сделать ставку. Поначалу я не хотел даже общаться с ней. Мне казалось, Клодетта наблюдает за мною. Глупо звучит, правда?
– Но вы все-таки помогли Сьюзен.
– Я решил, что не сделаю никому вреда, если научу девушку оценивать форму лошадей и соответственно делать ставки. Сьюзен поставила, как советовал я, – и ее лошадь выиграла. После девушка условилась со мной встречаться на скачках раз или два в неделю. Честно говоря, думаю, сами кони ее занимали больше, чем деньги. Я не раз замечал, как она смотрит на них, ожидающих в загоне, – будто никогда не видела лошадей раньше.
– Может, в Дакоте не водятся лошади? – предположил Кюстин.