– Не сомневаюсь. В конце концов, вы же американец. Что за дурак захочет нанять американского детектива в Париже?

– Я француз, – возразил Флойд, разрезая второй конверт.

– Мы говорим не о паспортах. Месье Флойд, ваш французский безупречен – для иностранца. Но вы родились в Соединенных Штатах, разве нет?

– А вы немало знаете обо мне. Кто вам назвал мое имя?

– Единственный разумный полицейский из всех, с кем я общался по этому делу, – месье Мальо. Полагаю, вы знаете друг друга?

– Приходилось встречаться. Он вполне приличный человек. Но почему месье Мальо сам не взялся расследовать сомнительное самоубийство?

– Говорит, у него связаны руки. А когда я упомянул, что та девушка – американка, ему естественным образом вспомнилось ваше имя.

– А конкретно откуда она?

– Кажется, из Дакоты. Или Миннесоты. Во всяком случае, с севера.

– А я из Галвестона. И между нами абсолютно ничего общего.

– Тем не менее возьметесь ли вы за дело?

– Месье, мы же назначили встречу. Там и обсудим.

– Хорошо. Мне ожидать вас к назначенному сроку?

На конверте значилось, что письмо послали из Ниццы. Флойд тряхнул конвертом, на стол упал серый листок, сложенный вдвое. Флойд развернул его и увидел слова, написанные от руки водянистыми чернилами чуть темнее бумаги. Почерк он узнал мгновенно.

Грета.

– Месье Флойд?

Он выронил письмо, обжигавшее, как раскаленная фольга. Будто ток пустили сквозь пальцы. Вот уж чего-чего, а письмо от Греты он получить не ожидал. И не сразу опомнился, оглушенный вторжением прошлого в жизнь.

Что она хочет сказать?

– Месье Флойд? Вы еще на связи?

Он постучал по трубке.

– Месье, простите, вдруг пропала слышимость. В подвале полно крыс, и они постоянно точат зубы о телефонные провода.

– Понятно. Значит, приедете, как мы договорились?

– Да, приеду обязательно.

Облаченная в надежный скафандр, Верити Ожье обозревала подземелье, стоя в дюжине шагов от искалеченного аварией вездехода. Похожая на тарантула машина лежала на боку, две ноги сломаны, три бессмысленно воткнуты в низкий ледяной потолок. Вездеход так и останется здесь. Его даже на поверхность не вытащишь. Но кабина не разгерметизировалась. В ней по-прежнему сидела, сложив руки на коленях, практикантка Кассандра, посматривала вокруг высокомерно и отстраненно. Себастиан лежал метрах в пяти от вездехода. Скафандр был пробит, но мог поддерживать жизнь хозяина до прибытия спасателей.

– Держись! – приободрила мальчика Ожье по межскафандровой связи. – К нам уже идут, проламываются сквозь лед. Совсем скоро все окажемся дома, в безопасности.

Ответ пришел с треском помех, будто его передавали за миллион световых лет:

– Мисс, мне плохо.

– Что значит «плохо»?

– Голова болит.

– Просто не двигайся. Защита скафандра сама закупорит пробоины, если не будешь двигаться.

Ожье отошла – сверху полезли вездеходы Отдела древностей, раздирая лед гидравлическими когтями и зубами.

– Ожье, это ты? – прозвучало в шлеме.

– Конечно я. Почему вы так задержались? Думала, уже не приедете.

– Мы двигались со всей возможной скоростью! – заявил мужской голос.

Она узнала Манкузо из спаскоманды – уже имела с ним дело в прошлом.

– Мы не могли вас обнаружить на большой глубине. Сегодня взбесились облака, локаторы забиты помехами. А что вы делаете так далеко внизу?

– Я делаю свою работу, – хмуро ответила она.

– Мальчик ранен?

– Скафандр поврежден, – сказала Ожье, глядя на внутренний монитор визора, куда со скафандра Себастиана поступали диагностические данные. У правого локтя на схеме пульсировали красные огоньки. – Но с мальчиком ничего серьезного. Я попросила его полежать неподвижно, пока не прибудет помощь.

Из переднего вездехода выбрались двое в громоздких до смешного скафандрах высшей защиты. Передвигались спасатели как борцы сумо – враскорячку.

Ожье подошла к Себастиану, опустилась рядом на колени:

– Помощь уже прибыла. Ты только не двигайся, и все будет отлично.

В ответ он нечленораздельно захрипел. Ожье махнула рукой, подзывая ближайшего спасателя:

– Манкузо, вот мальчик. Думаю, в первую очередь вам надо позаботиться о нем.

– Мы именно этим и занимаемся, – прохрипел в шлеме другой голос. – Ожье, отойдите!

– Поосторожнее! – предупредила она. – У него скверный разрыв возле правого…

Манкузо, нависший над мальчиком, перебил ее:

– Ну что, сынок, держишься? Вот и молодец. Заштопаем тебя в два счета. Как ты себя чувствуешь?

– Больно! – прохрипел Себастиан.

– Думаю, с ним надо побыстрей! – оповестил Манкузо и махнул рукой с чрезмерно развитыми мышцами. – При такой плотности частиц нельзя рисковать, передвигая его.

– Фиксируем на месте? – спросил второй.

– Да. Приступаем.

Манкузо указал левой рукой на мальчика. В броне открылась задвижка, и высунулся наконечник распылителя. Оттуда хлынуло серебристое вещество, мгновенно застывающее при соприкосновении с плотной материей. За пару секунд Себастиан превратился в человекоподобный кокон, обернулся в субстанцию, напоминающую затвердевшие слюни.

– Осторожнее! – повторила Ожье.

Вторая команда спасателей принялась за работу, разрезая лазерами блок льда под мальчиком. Из-под инструментов фонтанами бил пар. Спасатели то и дело приостанавливались, жестикулируя чуть заметно, экономно. Первая команда пригнала снабженную креплениями тележку на колесиках. Оттуда протянулись тонкие металлические манипуляторы с клешнями, скользнули в лед под Себастианом, медленно подняли его вместе с ледяным основанием, уложили на платформу. Спасатели увезли мальчика и погрузили в первый вездеход.

– Это просто царапина, – сказала Ожье, когда Манкузо вернулся проверить ее состояние. – Вряд ли вам стоило действовать так, будто он в страшной опасности. Вы же перепугали ребенка до полусмерти.

– Это будет Себастиану уроком.

– Ему и так сегодня хватило уроков.

– Ну, здесь осторожность чрезмерной не бывает, и все несчастные случаи исключительно опасны. Ожье, я думал, ты уже это усвоила.

– Вам стоит проверить и девочку, – указала она на вездеход.

– Она ранена?

– Нет.

– Тогда подождет. И давай-ка посмотрим, ради чего ты рисковала жизнью.