– Входите. – Свое приглашение он сопроводил соответствующим жестом. Теперь тон у него был нетерпеливый, словно ее здесь давно ждали, а она опоздала. Дворецкий повел ее через холл с высоким потолком, с которого свисала люстра, – возможно, некогда это была передняя некоего особняка.

– Подождите здесь. – Дворецкий открыл дверь с правой стороны и быстро скрылся за ней.

Мари стояла в растерянности, чувствуя себя здесь чужой и лишней. С верхнего этажа донеслись шаги. Она повернулась и увидела, что по витой лестнице спускается симпатичный парень с густой шевелюрой белокурых волос. Заметив ее, он остановился.

– Вы тоже из здешнего Балагана? – полюбопытствовал он.

– Не понимаю, о чем вы.

– Случайно забрели? – улыбнулся парень и, не дожидаясь ответа, добавил: – Балаганом мы называем все это. – Широким жестом он обвел холл.

Вернувшийся дворецкий кашлянул. Суровое выражение его лица навело Мари на мысль, что ей не следовало вступать в разговор с блондином. Тот, не сказав больше ни слова, исчез за углом, нырнул в одну из дверей, которых, казалось, здесь тьма тьмущая.

Дворецкий повел ее по коридору и открыл дверь в уборную, выложенную ониксовой и белой плиткой. Мари обескураженно обернулась: она не просила проводить ее в туалет.

– Ждите здесь.

Дворецкий закрыл дверь, оставив ее в одиночестве. Мари даже не успела возмутиться. Она смущенно топталась на месте, вдыхая затхлость плесени, которую не перебивал даже запах чистящих средств. Ей предложили подождать в туалете! Теперь у Мари было одно желание – уйти отсюда как можно скорее, но она не представляла, как это сделать. Она присела на краешек ванны, стоявшей на когтеобразных ножках, и аккуратно скрестила лодыжки. Миновало пять минут, потом – десять.

Наконец дверь со щелчком отворилась, и в ванную вошла женщина со строгим лицом. Она была старше Мари лет на десять, а может, и на все двадцать. Поначалу Мари показалось, что у нее короткая стрижка, но, приглядевшись, она увидела, что темные волосы женщины собраны на затылке в тугой пучок. Косметикой она не пользовалась, украшений не носила, а ее накрахмаленная белая сорочка была безукоризненно отутюжена, почти по-военному.

– Элеонора Тригг, – отрывисто представилась женщина. – Я отвечаю за набор новых сотрудников. Простите, что приходится принимать вас здесь. Нам не хватает помещений.

Странное объяснение, – подумалось Мари, – ведь дом огромный, столько дверей. Но потом она вспомнила блондина, которому дворецкий выказал свое недовольство за то, что он вступил с ней в беседу. Возможно, те, кто приходят сюда, не должны встречаться друг с другом.

Элеонора скользила по Мари холодным безжалостным взглядом, оценивая ее, словно вазу или ювелирное украшение.

– Значит, вы решились? – спросила она уточняющим тоном, будто они заканчивали долгий разговор, а не познакомились всего полминуты назад.

– Решилась? – недоуменно повторила Мари.

– Да. Вы должны решить, готовы ли вы рисковать жизнью, а я – можно ли это допустить.

У Мари гудела голова.

– Простите… Боюсь, я не совсем вас понимаю.

– То есть вы не знаете, что это за организация? – Мари покачала головой. – Зачем же вы пришли?

– Какой-то человек в кафе дал мне визитку, и… – Мари замялась, понимая, сколь нелепо звучит ее объяснение, ведь она даже имени его не спросила. – Я, пожалуй, пойду. – Она выпрямилась во весь рост.

Женщина твердой рукой взяла ее за плечо.

– Не спешите. Пусть вы не знаете, зачем вы сюда пришли, но это не значит, что вам здесь не место. Зачастую мы находим свое назначение там, где меньше всего ожидали его найти – или не находим. – Стиль общения у нее был бесцеремонный, неженственный и безапелляционно жесткий. – Не вините того, кто направил вас сюда. Он не был уполномочен раскрыть вам подробности. Наша работа строго засекречена. Даже многие высокопоставленные чиновники Уайтхолла не имеют представления о том, чем мы занимаемся.

– А чем конкретно вы занимаетесь? – осмелилась поинтересоваться Мари.

– Мы – отделение Управления спецопераций.

– А-а, – протянула Мари, хотя этот ответ Элеоноры Тригг ничего не прояснил.

– Проводим секретные операции.

– Как дешифровщики в Блетчли[6]? – Она была знакома с одной девушкой, которая перешла туда из машинописного бюро.

– Что-то вроде. Только мы занимаемся реальными операциями. В тылу противника.

– В Европе? – Элеонора кивнула. И тогда Мари поняла: ее хотят забросить за линию фронта, в самое пекло войны. – То есть я стану шпионкой?

– У нас не принято задавать вопросы, – отрезала Элеонора. Значит, подумала Мари, ей здесь не место. Ее всегда отличала любознательность. Она слишком пытлива, говорила ее мать. Подростком Мари вечно изводила родителей вопросами, чем сильно раздражала отца. – Мы не шпионы, – добавила Элеонора, словно сама эта мысль была для нее оскорбительна. – Шпионаж – вотчина Эм-ай-6. А мы в УСО скорее занимаемся подрывной деятельностью, готовим диверсии на железных дорогах, уничтожаем телеграфные линии, заводское оборудование и все такое, чтобы воспрепятствовать продвижению немцев. А еще мы помогаем местным партизанам оружием и оказываем поддержку в их борьбе с оккупантами.

– Никогда о таком не слышала.

– Разумеется. – В голосе Элеоноры слышались довольные нотки.

– Но почему вы решили, что я гожусь для такой работы? У меня ведь нет соответствующей квалификации.

– Чепуха. Вы умны, обладаете необходимыми способностями. – Как эта женщина может судить о ее уме и способностях, если они только что познакомились? Наверно, впервые в жизни Мари давали столь лестную характеристику. Отец всегда внушал ей, что она никчемная дура. И Ричард, ее муж, скрывшийся в неизвестном направлении, относился к ней как к мимолетному увлечению, и вот к чему это все привело. Мари никогда не считала себя ни умной, ни одаренной способностями, но теперь выпрямила спину, расправила плечи. – Вы владеете французским языком. Вы – именно тот человек, который нам нужен. Вы играете на музыкальных инструментах? – осведомилась Элеонора.

Странный вопрос, подумала Мари, хотя, казалось бы, теперь уже ничто не должно ее удивлять.

– В детстве играла на фортепиано, в школе – на арфе.

– Возможно, это пригодится. Откройте рот, – велела Элеонора неожиданно резким тоном. Мари была уверена, что она ослышалась. Но лицо Элеоноры было серьезно. – Рот, – снова скомандовала она с настойчивостью и раздражением в голосе. Мари неохотно подчинилась. Элеонора осматривала ее ротовую полость, словно стоматолог. Мари кипела от негодования, возмущенная бесцеремонностью женщины, с которой она познакомилась несколько минут назад. – Ту заднюю пломбу придется удалить, – решительно заявила Элеонора, отступая назад.