Ах, как мне стало досадно! Я думала, здесь, в Хорверке, и начнется настоящая жизнь. А начинается она с обид…

Мне вдруг захотелось рассказать Втайле о себе. Счастливое детство, потом немилость государя и ссылка батюшки – со всей семьей – в Тайлен, который казался мне самым голодным и неприветливым уголком королевства. Бедность батюшкиного двора, постоянные попреки родителей, обноски с плеча Ксантии, моей старшей сестры, – доходило даже до этого! Слуги, которые позволяли себе тайком заигрывать с Ксантией и со мной и менялись столь же часто, сколь и матушкино настроение. У нас никто не задерживался надолго – частью из-за того, что мы мало платили, частью из-за матушкиного характера. Порой мне даже приходилось мести полы в парадных комнатах, потому что матушка не доверяла вороватой поломойке, а выгнать ее не могла, и так уже почти никого не осталось… Двору родного брата короля не подобает обходиться без слуг. «Предпочту обойтись без обеда, но одевать меня должна служанка», – говаривала матушка.

Потом – внезапный вызов ко двору Нельда. В сердце затеплилась надежда на перемены к лучшему. Но когда я узнала, что мне предстоит отправиться в Хорверк, она сменилась страхом перед неизвестностью. Конечно, я все равно согласилась ехать. Впрочем, это согласие было пустой формальностью, ведь мои желания ничего не значили не только для короля, но даже и для отца – выдал же он Ксантию замуж по расчету… Вздумай я отказаться, надо мной просто посмеялись бы. Нельд не простил брата, просто в силу каких-то политических причин ему понадобилось изобразить полную любовь и взаимопонимание между всеми членами семьи. Поэтому батюшка остался в Тайлене, якобы по своей воле, а меня поселили в дальнем крыле королевского дворца и приставили ко мне занудных учителей – подозреваю, далеко не самых лучших в Альдомире. Я находила утешение в книгах и мечтах о том, как я попаду в Хорверк. Конечно, я очень боялась, но… Но чувствовала, что моя судьба необычна.

Если в начале моего рассказа Втайла, по-моему, даже не прислушивалась, то теперь она смотрела на меня не отрываясь. Она переживала мои страхи и унижения вместе со мной… И она жалела меня – не так, как жалеют постороннего человека, и не так, как больного котенка. А так, как жалеют друга.

Я никогда не думала о том, что выйду замуж по любви. Обязанность родственников короля – поддерживать мощь государства династическими браками, еще в детстве это было затвержено нами назубок. Но останься я у батюшки, вышла бы замуж, скорее всего, не за заморского принца, а за того, кто мог бы поспособствовать нашему возвращению из ссылки, – за айн Сверга или айн Тредара. Один – денежный мешок, внешне галантный и симпатичный, а на самом деле сухарь, корыстолюбец и женоненавистник. Я ему нужна была для того, чтобы вести дела с какой-то иноземной гильдией купцов, все члены которой состоят в родственных связях с правящими династиями.

Другой – бывший наставник Нельда. Семидесятилетний старик, уже готовый к объятиям Орробы, но все еще мечтающий породниться с королевским домом. В его замке вместе с ним живут пятеро сыновей, которые по причине лени и полного довольства жизнью не хотят ни служить, ни жить отдельно. Конечно, куда как проще выколачивать деньги из местных крестьян, чем попытаться в жизни хоть чего-то добиться. Ни жевать морковку этой развалине, отбиваясь от плотоядных сыночков, ни быть мелкой фигурой в чужой игре мне не хотелось. Но выбора у меня не было. Точнее, был – между морковкой и пешкой…

Мы шли по укромному уголку Сада. На этой террасе очень много настоящей зелени – деревья и цветы растут в каменных кадках, богато украшенных резьбой. Растительность столь густа, что гуляющие по соседним тропкам могут не заметить друг друга. Конечно, я вовсе не собиралась рассказывать Втайле о том, что мне грозило бы, останься я у батюшки. Но, как иногда со мной бывает, не смогла сдержаться. Я почувствовала, что она готова утешить. Помочь. Приласкать. Мы присели на каменную скамью. И я, не сдержавшись, разрыдалась у нее на плече.

– Бедная девочка, – шептала она мне, гладя по голове, как обиженного ребенка.

Вот мы и помирились. Конечно, можно расценивать мое поведение как уловку. Дипломатический ход. А можно – как несдержанность, недостойную королевы. Первое было бы мне неприятно, а второе – не пристало моему теперешнему положению. Просто все произошло так, как я написала, и главное, что мы помирились. Надеюсь, что теперь она станет мне не просто кранчеккайлом, а настоящей подругой.

Спросила у Втайлы, почему нет кранчеккайлов у Вьорка. Оказалось, его кранчеккайл и большой друг умер больше десяти лет назад, и с тех пор муж, непритязательный в быту, обходится без помощников. А если нужда в них все же возникает, на помощь приходят его Щиты.

Втайла теперь часто рассказывает мне о том, как они тут живут. Деньги – то, чего в последнее время не хватало моей семье, – в Хорверке не в ходу, и говорить о богатстве одного гнома нельзя. Твое богатство – это богатство твоего клана, поэтому нет бедных и богатых, нет господ и рабов, вассалов и слуг. Чем ты занимаешься – печешь пирожки или стоишь на страже у Врат Хорверка, – зависит от тебя и… от Крондорна. Гномы очень ответственно подходят к выбору будущей профессии, они думают, что Крондорн заранее предопределил, кто чем должен заниматься. Не поймешь этого до первого посещения Храма Дара – будешь маяться, ничего не достигнешь и в конце концов не приобретешь уважения у соплеменников. А это для них – крах всей жизни.

У нас в Ольтании, да и в других странах, гномы считаются богачами. Оказывается, если они хотят жить за пределами Хорверка, клан делится с ними деньгами, причем когда ты возвращаешься, то обязан все это вернуть. Мне надо было бежать в Чертог, и я не успела спросить, что бывает с теми, кто разоряется на чужбине или, наоборот, невероятно богатеет. Ладно, еще успею во всем разобраться.

Хотя на весь Брайген всего-то дюжина портных, не могу сказать, что гномы выглядят одинаково. Собственно говоря, первые дни я узнавала лишь Вьорка и Мэтта, а всех остальных различала не иначе как по одежде. Но теперь понимаю, насколько они разные – и внешне, и по характеру, совсем как мы. Втайла, например, довольно высокого для гномихи роста – примерно с меня. У нее крупная фигура, и все части тела, за исключением удлиненных пальцев белошвейки, как будто говорят: «Да, это я, рука. Рука гномьей женщины должна быть именно такой: крепкой и жилистой. А вот нога – смотрите, какая она сильная, как крепко опирается о матушку-землю. Чтобы носить такое тело – мускулистое, с четко очерченными формами, – именно такие ноги и нужны». И вся она такая: грудь, плечи, шея, живот – все это весомо, крепко и в то же время красиво. Да, да, Втайла красива, причем, оказывается, не только по гномьим меркам, но и по моим. У нее чудесные каштановые кудри и обычно мягкое выражение лица, а карие глаза – большие, как у всех гномих. Давясь от смеха, я рассказала ей, что в детстве меня убеждали не водиться с гномами и пугали женщинами из их рода: по уверениям моих нянек, они все бородатые и усатые. В нашем дворце редко появлялись гномы, тем более женщины, и лет до семи я верила этим небылицам…

Втайла намекнула мне, чтобы я впредь с другими гномихами держала язык за зубами, а то и обидеть недолго. Буду аккуратнее.