Бобрищев-Пушкин, был писателем и юристом, неся службу в качестве председателя Санкт-Петербургского окружного суда и юридического консультанта царского правительства. Он был сторонником реформирования правовой системы и энергично выступал за свободу совести, особенно в вопросах религии [28]. Его стихотворения, опубликованные после смерти автора, выявили глубокое разочарование, которое доставляла ему его юридическая карьера, казавшаяся удачной многим окружавшим его людям [29].

Принимая во внимание общий характер жизни в поздне-имперской России, неудивительно, что Нина и ее муж Петр на первых порах придерживались гораздо более радикальных взглядов, нежели их родители. Они относились критически не только к капиталистической экономике, но и к буржуазному характеру общественных отношений. По их мнению, типичный брак в капиталистическом обществе был образчиком бессмысленности и эгоцентризма. Жизнь человека, считали они, должна оправдываться не обретением своего личного счастья в браке, сексуальных отношениях, детях или комфортабельном существовании, но деятельностью на благо всего общества.

Петру и Нине зачастую было нелегко примирить свои радикальные общественные и политические взгляды со своими же личными чувствами, которые были более традиционными, чем каждый из них хотел признать. Нежелание Нины иметь детей было мучительным для Петра, хотя они соглашались друг с другом в том, что появление детей обычно заставляет семью отвернуться от общественных дел и замкнуться в своем внутреннем мирке, а это казалось им обоим достойным сожаления. Петр утверждал, что является приверженцем равенства в браке, однако тот образ жизни, который он вел в первые годы их супружества, зачастую обрекал Нину на традиционную роль создательницы прибежища для мужа, постоянно находящегося в движении. Годы, проведенные им в административной ссылке или в заключении, укрепили роль Нины как его стойкой опоры — ведь она была человеком, доставлявшим подарки и еду в тюрьму или на место ссылки, и умолявшим власти об облегчении условий его жизни или о смягчении его наказания.

Петр и Нина считали, что в супружеской жизни сексуальные отношения между мужем и женой имеют менее важное значение, чем их солидарность в политических и общественных вопросах. Нина по меньшей мере однажды признавалась, что порой сексуальная связь кажется ей чем-то нехорошим и даже унизительным. В ее письме к Петру в Европу, отправленном из Санкт-Петербурга в феврале 1908 года, есть следующие строки, навеянные чтением Толстого:

«Читала я тут еще раз, вдумчиво, Крейцер[ову] сонату… Действительно, великое было бы "устроение жизни", если бы так вышло бы, как он говорит: духовный брак, т. е. близость духовная и дружба, товарищество жизненное, а физические отношения в умеренном количестве только для деторождения, причем их не надо возводить в средство наслаждения, а напротив стыдиться их и смотреть, как на дурное и унижающее человека. Да и только, конечно, для мужа и жены т. е. с одним человеком они были бы позволены, а на других так и смотреть не надо. Как было бы чисто жить на свете!» [30]

Несмотря на то, что на абстрактном уровне Нина вдохновлялась идеалом платонической любви в отношениях между мужем и женой и представлением об их воздержании от сексуальных связей с другими людьми, она осознавала, что они с Петром далеки от достижения подобной цели. Так, Петр признавался ей, что в своих странствиях ему случалось находить отраду в сексуальных связях с другими. Не прибегая к столь недвусмысленным откровениям, Нина в свою очередь признавалась Петру, что ее привлекали другие мужчины. Она сожалела о своих и его прегрешениях, однако в конечном счете утвердилась во мнении, что не следует придавать им слишком большого значения. Гораздо важнее были их обоюдная преданность благосостоянию общества в целом, честность друг с другом, а также «душевная общность».

В 1909–1913 годах, когда и Петр, и Нина находились в Западной Европе, они нередко жили порознь, занимаясь каждый своими собственными делами. Нина и ее мать обыкновенно жили в Турине или Генуе, а также зачастую гостили в Женеве у Кропоткиных, с которыми беседовали в основном о социализме и России. Как и ее муж, Нина часто путешествовала, руководствуясь своими интересами в области образования, искусства и женского движения, в то время как Петр занимался горным делом, промышленными разработками и управлением работы морских портов. Их занятия естественным образом приводили к тому, что маршруты их путешествий расходились, и они считали такое положение дел нормальным для двух самостоятельных людей. При этом они почти постоянно переписывались, большей частью по-итальянски, и придумали друг для друга ласковые прозвища на нескольких языках. Время от времени они объединялись и совершали «светские вылазки» в Венецию, Милан, Рим или Париж, где, как подростки, позировали на фоне стандартных туристских достопримечательностей, делая снимки друг друга и прося знакомых или прохожих сфотографировать их вместе, рука об руку.

Убеждение Нины в том, что сфера сексуальных отношений не столь существенна, чтобы послужить причиной осложнений в супружеской жизни, подверглось испытанию в декабре 1909 года, когда Петр в течение трех дней гостил у Виты и Альфреда Шенк, живших в Вене со своими детьми Юрием и Ольгой. За много лет до этого эпизода Вита и Петр были влюблены друг в друга, еще по того, как он женился на Нине. В отличие от Петра и Нины, Вита и Альфред придерживались традиционного образа жизни, всецело отдаваясь любви к своим детям и наслаждаясь многочисленными буржуазными развлечениями Вены начала двадцатого века. Вместе с тем, они как будто бы были несчастливы друг с другом. Вита, в частности, выражала недовольство замкнутой атмосферой их дома. В письме, написанном в поезде после своего отъезда из Вены, Петр описал Нине их семью, а также признался, что его прежнее увлечение Витой возродилось, едва он увидел ее вновь. Он даже сознался в том, что во время его недолгого пребывания в Вене они с Витой снова стали любовниками.

Что касается Нины, то поначалу она, верная своей идеологии, откликнулась с нежностью и пониманием:

«Милый и хороший мой Петик, сегодня получила я твое письмо из Вены, полное Витой. Ты Дуся, что так откровенно говоришь со своей женкой-другом, и как хорошо, что мы все можем говорить друг с другом, понимая все просто и правильно… Но я далека от того, чтобы ревновать тебя, и никогда не скажу и не подумаю ни слова упрека. Ведь мы прежде всего люди и друзья между собой, а потом уже мужчина и женщина. Не скрою, что и мои мысли иногда бывают очень заняты другими людьми, но симпатия к ним нисколько не мешает мне любить моего Петика больше всего на свете и чувствовать себя его неотделимой половинкой, и только к