– Нам с Данвити делить нечего. Да и вообще он вполне миролюбивый человек, – продолжал тем временем старый Джардин.

– Мир – это хорошо, сэр, – согласился Роберт. – И не стоит лишний раз его нарушать. Менее всего нам нужна война с соседями.

– Верно, – согласился Джардин. – Данвити ведь дружит с лордом Галлоуэем и Дугласом Торнхиллом, и каждый, кто тронет его хоть пальцем, рискует навлечь на себя их гнев. А мне вовсе не хочется иметь дела с Дугласом.

– Этого не хочется никому, – ответил Роб.

Трейлингхейл располагался в Галлоуэе, и у его жителей были веские основания называть своего хозяина Мрачным Арчи.

– Да, но у Джардинов тоже сильные союзники, – вступил в разговор Уилл.

– И среди них мы, Максвеллы, – миролюбиво произнес Роб. – Но ты же не станешь ссориться с Данвити. Тем более что с одним из них ты уже почти подружился.

– И с кем же именно? – прищурившись, спросил у сына Джардин.

Уилл пожал плечами:

– Да так, с одной девчонкой, па. Ничего серьезного, хотя, должен признаться, она лакомый кусок. Ты уезжаешь утром, Роб, не так ли?

Роберт с радостью переменил тему на более безопасную. После ужина он пожелал хозяевам спокойной ночи и отправился в отведенную ему комнату. Впрочем, в Дамфрис ему возвращаться тоже не очень хотелось.

Он собрал информацию о землевладельцах Аннандейла. Но Алекс надеялся, что Робу удастся убедить Данвити и остальных подчиниться власти шерифа.

Роб же по-прежнему был уверен, что это под силу лишь вооруженной до зубов армии. И Максвеллы, без сомнения, соберут ее, если потребуется. Впрочем, остальные тоже не останутся в долгу. Тот же Мрачный Арчи, например, может объединиться со своими родственниками. И только одному Господу Богу ведомо, чем закончится это противостояние.

Майри снилось, будто она скачет в Данвити-Мейнс. Только почему-то не с Фионой или родителями, а в компании Роберта Максвелла. Проснувшись, девушка недоуменно обвела взглядом залитую солнцем комнату, которую делила с сестрой.

Дождь прекратился.

Фиона все еще спала, поэтому Майри тихонько выбралась из постели, браня себя за то, что позволила Роберту Максвеллу проникнуть в ее сны.

Майри налила в таз воды из кувшина, чтобы умыться, не переставая дивиться собственному странному сну. Она не мечтала встретить такого мужчину, как Роберт Максвелл, не говоря уже о том, чтобы выйти за него замуж.

Кто-то, скорее всего та же служанка, что бесшумно вошла в комнату, открыл ставни и наполнил кувшин водой, услужливо разложил на кресле одежду для Майри и Фионы. Серое платье, расшитое розовыми и зелеными узорами, предназначенное для нее, завязывалось лентами на спине, поэтому, надев через голову батистовую сорочку и завязав на груди шелковые тесемки, Майри отворила дверь и выглянула в коридор. Никого.

Однако когда вдалеке раздались шаги, Майри решила подождать. Вскоре в коридоре появилась пышнотелая румяная девушка, прислуживавшая хозяйским дочерям.

– Помоги завязать мне платье, Флори, – вполголоса обратилась к служанке Майри.

– Конечно, миледи. Я отошла на минутку. Леди Фиона все еще спит?

– Да, но мы ее вряд ли разбудим.

– Эта девушка спит так крепко, словно глухая, – согласилась служанка, поправляя чепец. – Может, сначала причесать вас, госпожа?

– Нет уж, сначала платье. Здесь ужасно холодно.

Сосредоточившись на том, чтобы одеться и не разбудить при этом Фиону, Майри и думать забыла о Роберте Максвелле. А вот когда спустилась в зал, чтобы позавтракать, мысли о нем вновь зароились в голове. Злится ли он еще на произошедшее вчера?

То, что он просто кипел от гнева, отправляясь в обратный путь, и глупцу было понятно. Майри сожалела, что так случилось, хотя это ее отец должен был сердиться, а вовсе не Роберт Максвелл. Даже Данвити признавал за шерифом право управлять целым графством.

По Максвеллы преступили черту и попрали традиции. Это было ясно всем.

Никогда еще в истории Аннандейла не было такого, чтобы землевладельцы платили пошлину, предназначенную для короля, кому-то еще, кроме избранного для этих целей представителя знати. Одно дело – желать изменить этот десятилетиями установившийся обычай, но совсем другое – сделать это без ведома влиятельных жителей Аннандейла.

Вот если бы они с Робертом встретились при других обстоятельствах и если бы он не был Максвеллом...

Посмеявшись над собственной глупостью, Майри прогнала прочь все мысли о Роберте Максвелле и вошла в зал. Она улыбнулась отцу, а затем мачехе, которая спустилась сегодня к завтраку раньше обычного.

– Надеюсь, вы хорошо спали, мадам, – вежливо произнесла Майри.

– О да. В последнее время я вообще сплю хорошо, – ответила Фейлин.

Данвити почти закончил завтракать и казался поглощенным какими-то своими мыслями. Взяв из плетеной корзиночки кусок хлеба и подождав, пока слуга нальет в бокал эля из плоской бутыли и положит в тарелку жареную форель, еще сегодня утром плескавшуюся в речке, Майри обратилась к отцу:

– Как вы считаете, сэр, удастся шерифу установить в Аннандейле свою власть?

С нежностью посмотрев на дочь, Данвити протянул:

– Ох, женщины, женщины! Сколько раз я говорил, что не стоит беспокоиться о подобных вещах.

– Может, это не мое дело, сэр, – не сдавалась Майри, – но мне не нравится, когда гости уходят от нас в гневе. Вчера Роберт Максвелл сказал, что у шерифа достаточно власти, чтобы захватить наши земли. Это действительно возможно, сэр?

– Нет-нет, детка. Не забивай свою головку такой чепухой. Ничего подобного не произойдет. Я ясно дал понять, что не стану кланяться перед Максвеллами. Власть в Аннандейле нужна им лишь для того, чтобы набить собственный кошелек. Я знаю, во что им встанет заново отстроить Карлаврок! – Взглянув на дочь и жену, Данвити добавил: – И больше не будем об этом говорить, вы слышите?

Майри без колебаний повиновалась приказу отца. Она почти всегда предпочитала мир отсутствию такового. Отец ее был человеком миролюбивым, но очень часто, как и все люди, наделенные властью и привыкшие повелевать, выходил из себя, если кто-то пытался ему перечить.

Несмотря на желание Майри забыть о существовании Роберта Максвелла, мысли о нем вновь и вновь преследовали ее, пробуждая в душе странные и противоречивые чувства. Она напоминала себе о его высокомерии, но уже в следующий момент в ее памяти всплывало выражение его ясных глаз, а потом и взгляд, каким он одарил ее, когда в гневе выходил из зала. В нем не было тогда злости.

Усилием воли заставив себя выбросить из головы мысли о Роберте Максвелле, Майри сосредоточилась на более насущных делах. Ей предстояло отвлечь Фиону от размышлений об Уилле Джардине и приложить все силы к тому, чтобы обучиться управлению поместьем.