– Это ведь она была вчера в музее, да?

– Да, Брайанна. Это была Александра Маршалл. «Любимая дочь мерзавца Уэра».

Брайанна сердито поджала губы.

– А я думала, что у нее на носу должна быть отвратительная бородавка. Она совсем не похожа на дьявольское отродье. Тебе не кажется, что она Гораздо красивее Рейчел?

– Нет, мне так не кажется.

– Рейчел уверена, что вы с ней поженитесь: она мне об этом сказала после того, как вы танцевали в прошлое Рождество, помнишь?

– Остановись, Брайанна. – На этот раз Кристоферу не удалось скрыть своего раздражения. – Увидимся за ленчем. И держись подальше от кухни – ты ведь, кажется, не служанка в этом доме...

Брайанна повернулась, всколыхнув облако фиолетовой . тафты; ее голубые глаза твердо встретили его взгляд. По выражению этих глаз никак нельзя было сказать, что их обладательнице всего семнадцать.

– Ты очень хороший человек, Кристофер, что бы ты из себя ни строил.

Брайанна упорхнула, и вместе с ней исчезло ощущение праздника. В досаде на свою несдержанность, Кристофер устало присел на краешек стола и скрестил руки на груди. Теперь, когда ему удалось вознести «Ди энд Би» на вершину успеха, можно было подумать и об официальном объявлении о помолвке, хоть Брайанна и убеждена, что он об этом не помышляет. С годами люди не становятся моложе, и с недавнего времени Кристофер начал задумываться о детях. Последние десять лет, будь они прокляты, он не позволял себе подобных мыслей.

Он снова посмотрел на статью Александры Маршалл. Его первым побуждением было бросить журнал в огонь, чтобы увидеть, как сгорит проклятая бумага. Сегодняшнюю ночь он провел, расхаживая по комнате из угла в угол, чтобы унять боль в ноге, и все это время пытался выбросить из головы мысли об Александре, но так и не смог этого сделать.

«Хотя почему бы и нет?» Донелли поднял голову и принялся изучать лепные украшения на потолке. Он едва узнал Александру в той женщине в музее. В ее зеленых, как океан, глазах не ощущалось былого огня, который он так хорошо помнил, и вряд ли кто-либо назвал бы ее красавицей в привычном смысле этого слова. Но за одни ее пухлые губки ей следовало бы присвоить ученую степень доктора адского пламени и предложить почетное место президента «Академии адских поцелуев для развратных аристократов».

Взяв в руки журнал, Кристофер поднес его ближе к лампе. Он сказал Брайанне правду, так как не читал статью Александры в январском номере. К счастью или к несчастью, он успел лишь перевернуть страницу, когда вошел Барнаби с письмом; и вот теперь у него появилась возможность не спеша просмотреть текст. Подающая надежды леди-археолог назначена хранителем восточных древностей. Еще ни одна женщина не была удостоена подобной чести.

Дочь лорда Уэра добилась наконец исполнения своего самого заветного желания.

Ледяная вода сомкнулась над головой Александры. Она плыла все дальше и дальше в темную глубину, чувствуя, как кровь яростно пульсирует в венах. Наконец, достигнув дна, она с силой оттолкнулась от него и через несколько мгновений вынырнула на поверхность.

Не раскрывая глаз, Александра глубоко вдохнула свежий холодный воздух. Утреннее купание было единственной данью легкомыслию, которую она себе позволяла. Подобная оригинальная привычка, особенно в морозные дни, в глазах общества добавляла еще один штрих к ее репутации эксцентричной особы. Для Александры же это был всего лишь способ отдохнуть и снять напряжение. Общественное мнение не слишком ее заботило. Двадцать восемь лет для женщины – достаточно зрелый возраст, чтобы не оглядываться на оценки окружающих и разрешить себе немного эксцентрики.

Александра быстро плыла, рассекая воду. Ее утренний ритуал близился к завершению. Теперь ей оставалось лишь пересечь пруд, снова нырнуть и вынырнуть уже в оранжерее, чтобы там выбраться из воды. В огромном резервуаре вода обращалась в пар при помощи подогреваемых кусков застывшей лавы, которые когда-то привез ее отец с острова Борнео. Постоянное тепло в оранжерее поддерживало жизнь тропических растений. Этому кусочку джунглей, бережно скрываемому под стеклянным куполом, не страшна была лондонская гроза, бушевавшая снаружи.

Если не считать камеристки, которая каждый раз ждала ее у воды с полотенцем наготове, Александра совершала свое ежедневное утреннее купание в совершенном одиночестве, как, впрочем, почти все в своей жизни.

– Боже мой, миледи! – Служанка помогла ей освободиться от мокрого купального костюма и быстро соорудила экзотический розовый тюрбан на ее голове, полностью скрывший влажные от воды волосы. – Сегодня вы две минуты пробыли под водой. Я уж думала, что на этот раз вы непременно утонете. И кто бы тогда доложил новости его сиятельству? Уж точно не я, право слово.

Александра отняла от лица полотенце.

– Папа сегодня опять не в духе?

– Я слышала, как его сиятельство напустился на какого-то молодого человека и спуску ему не давал. Наживет он себе апоплексический удар, миледи, как пить дать.

– У нас посетители? Так рано?

– Вот именно. Думаю, несчастный джентльмен уже жалеет, что пришел.

Александра мысленно взмолилась, чтобы это не оказался кто-нибудь из музея или еще один газетный репортер. Получив престижную должность в музее, она, сама того не желая, стала объектом неусыпного внимания журналистов, и поэтому теперь, поплотнее запахнув капот, поспешила поскорее покинуть оранжерею.

Лондонский особняк лорда Уэра выглядел величественным и неприступным. Ровный ряд высоких окон, украшая белокаменный фасад, придавал дому строгий вид. Высокая чугунная ограда отделяла обиталище лорда от улицы. Даже пруд и оранжерея – предмет неустанных забот Александры – не могли смягчить сурового вида сада, от которого так и веяло холодом.

Александра решила не ждать, пока высохнут волосы: критически взглянув на себя в зеркало, она не стала ничего делать с ними и ограничилась лишь тем, что стянула их лентой. Черная лента неплохо гармонировала с повседневным, ничем не примечательным платьем, как, впрочем, и все предметы ее гардероба.

Переведя взгляд со своего отражения на кровать с пологом, этот символ мавзолея, в котором навеки запечатана ее жизнь, Александра глубоко вздохнула. Отец хотел бы вновь поехать в Египет в следующем году, и какая-то часть ее существа испытывала радость оттого, что ему пока не удалось создать консорциум для финансирования экспедиции. Александре не хотелось оставлять музей, чтобы последовать за ним; по крайней мере не сейчас, когда ей необходимо вступить в борьбу, чтобы защитить себя и восстановить свою репутацию.

Проведя большую часть ночи за разбором своих записей, Александра была потрясена ужасным открытием: все похищенные или подмененные ценности в музее связаны с ней, и это бросало на нее тень подозрения. Теперь ей крайне нужен союзник в совете попечителей, но не отец, а кто-то другой. Все, на что она может рассчитывать, – собственная способность мыслить и анализировать факты. Вместо того чтобы впадать в панику, ей следует встретиться с теми членами совета, которые поддержали ее кандидатуру, когда шла речь о предоставлении ей должности в музее. Возможно, они войдут в ее положение и согласятся выслушать. Отец назвал бы подобный маневр интриганством, для нее же это жест отчаяния.