— Ты применяла их, чтобы убить кого-то или наслать на него муки? — прямо спросила Олетта.

— Неа, — Кольгрима подцепила вилкой и отправила в рот кусок мяса, запив его сразу вином. — Господин не доверяет такую работу мне. В те редкие дни, когда он удостаивает меня своей аудиенции, он учит меня заглядывать в прошлое, разговаривать с духами мёртвых, связываться с другими чародеями через хрустальный шар, зеркало или тарелку.

— А скажи, ты его жена? — Олетта с интересом разглядывала темную чародейку, обладавшую такими простыми манерами и свойством — говорить всё на прямую.

— Нет, — подмигнула Кольгрима. — А что, хочешь охомутать нашего красавчика?

— Ну… — замялась Олетта. — Просто я думала, что буду его женой.

— Это всё фантазии… — ответила Кольгрима. — Неужели ты думаешь, что для человека в его… годах… ему нужно…

— А для чего же тогда ему нужно похищать девушку? — Олетта начинала запутываться. За разговором они уже успели выпить бутылку вина и Кольгрима, параллельно с болтовнёй, подливала Олетте в бокал уже из второй бутылки.

Олетта не была против вина, но она не умела пить, отец запрещал ей. Она должна была лишь делать вид. Но с Кольгримой такое пройти не могло, она пила сама и постоянно давала понять, что смотрит сколько выпила собеседница. Олетта не хотела высказать неуважение к столь ценному в настоящее время собеседнику.

— Я не знаю… может он любит смотреть, — хихикнула Кольгрима. И увидев недоумение на лице Олетты, обвораживающе улыбнулась ей и подняла бокал. — За то, чтобы было на что посмотреть.

Олетта осушила бокал и, поставив с характерным стуком на стол, призналась.

— Я правда не понимаю, что ты имеешь ввиду.

— Ну, я могу тебе объяснить, — Кольгрима поднялась, обошла стол, наклонилась над Олеттой и дерзко с вожделением обвела её взглядом.

Олетта попыталась встать, но ноги её не слушались. Она подумала, что не стоило так пить и не было бы ничего плохого в том, чтобы отказаться от второй бутылки. Когда Кольгрима спустила верх платья и начала целовать грудь Олетты и покусывать за сосок, та хотела оттолкнуть её, но вино не позволяло ей этого делать, оно как будто шептало ей, что дальше будет ещё приятней. Когда Кольгрима спустилась ниже и задрала юбку Олетты, чтоб вытворить там немыслимое своим языком, последняя уже ничего не собиралась делать, она только вцепилась в край стола и на неё накатывало наслаждение волна за волной. "В конце концов, — подумала одурманенная вином Олетта. — Это самое приятное, что случилось со мной за последнее время".

На соседнем балконе Дайонизос поднял красные глаза от своей рукописи, чтоб хоть минуту отдохнуть. Увидев, что происходит, он вскочил и сбросил на пол чернильницу с пером.

— Да чтоб тебя, ведьма! — прокричал он. — Если я не успею закончить опус в срок, я всё расскажу Господину о твоих шалостях.

Кольгрима прервала своё занятие, повернулась к сказочнику и бесстыдно поманила его кончиком языка. Тот только весь покраснел и, сыпля проклятиями, ретировался в свою комнату.

Олетта проснулась в ужасе. Она была раздета и лежала на кровати с шелковыми простынями. Лунный свет заглядывал в окно и освещал поставленные на тумбу цветы. Олетта откинулась на кровати и подумала, что надо меньше пить. Она очень быстро убедила себя, что всё это был всего лишь сон.

***

Рано утром к Олетте пришла служанка и пригласила её в столовую. Комната, где собрались на завтрак все незанятые в приготовлении пищи жители замка, была огромной. По одной стене её шли просто невероятных размеров витражи.

За столом сидели как знакомые Олетты: Барон, Метрофан, Степан, Дайонизос, Кольгрима, так и два незнакомых — огромный мужчина, лысый с седой бородой, заплетённой в косичку, и шрамами на лице и небольшого роста девушка, худая, но с проступавшими на руках узлами мышц.

Подавая блюдо с жареной яичницей и кусочком копчёного мяса, добрая кухарка Марфа поинтересовалась.

— Ты не была на ужине дитя. Ты плохо себя чувствовала?

— Нет, всё нормально, — улыбнувшись в ответ сказала Олетта. — Мне принесла еду Кольгрима.

При этой фразе Ганс уронил ложку и злобно воззрился на рыжую ведьму. Та сделала вид, что не понимает, почему Барон так на неё смотрит. Ганс перевёл глаза на Дайонизоса, тот кивнул. Ганс снова перевёл глаза на Кольгриму. Она невинно похлопала ему ресницами.

— Когда это закончится, наконец? — проговорил Барон.

Кучер опустил голову и затрясся, иногда создавая всхлипывающие звуки.

— Что? — простодушно улыбнулась Кольгрима.

— Ты знаешь, — прошипел Ганс.

Все, кроме Олетты, молча буравили взглядом Кольгриму. Олетта опустила глаза, ей стало жутко стыдно.

Кольгрима обвела взглядом собравшихся, улыбнулась и встала.

— Я уже поела, — сообщила она. — Пойду, займусь тем, чем занимаются все чернокнижницы: нашлю порчу, сварю суп из лягушек.

Она быстро вышла под провожающие её взгляды присутствующих.

— Ты извини её, — сказал Ганс, как только Кольгрима вышла. — У неё своё видение морали. Она издевается над всеми. Она не со зла, просто так пытается бесить нас для своего развлечения.

— Да нет, она очень добрая, — замялась Олетта. — Не то что мне понравилось…

— Не продолжай, — ледяным тоном оборвал Дайонизос.

Олетта молчала за столом. Но другие завсегдатаи обеденного зала очень быстро переключились с темы Кольгримы на их насущные проблемы. Оказалось, что помимо Олетты караван привёз ещё много нужного и важного в замок. Были добыты и новые специи, и пара редких книг с заклинаниями, товары для повседневного обихода. Мастер меча Абдигааш получил оборудование, чтоб продолжить тренировки Ганса и Роксаны, той небольшого роста светлой женщины, что оказывается недурно фехтует, но в основном занимается Алхимией.

После завтрака Дайонизос согласился провести экскурсию Олетте по замку. Хотя и сообщил, что он, конечно, очень занят.

Спустя две недели, примерно в то же время дня, когда Дариус "договорился" с птицеликим, рядом со входом в ту же таверну сидел нищий, он был одет в обтрёпанные лохмотья серо-зелёного цвета, пялился на прохожих косыми глазами и пускал слюну из почти беззубого рта. В руке он держал затрапезного вида металлическую кружку, наверное, самое ценное из его предметов обихода. То и дело нищий протягивал кружку к прохожим и тряс ею, чтобы пара монет, позвякивающих в ней, взывали у потенциальных подателей к чувству совести.

Человек в плаще с накинутым на глаза капюшоном остановился напротив нищего и бросил два быстрых взгляда по сторонам, пытаясь понять, не подслушает ли кто-либо предстоящий разговор. Несколько случайных прохожих уже удалялись от места встречи, других не было видно. Убедившись в безопасности, человек кинул в кружку нищему серебряную полушку. Нищий почувствовал, как что-то тяжелое потянуло его руку вниз, он глянул на монету, и взгляд его прояснился.