Шрифт:
Интервал:
Закладка:
III
Восторженнее звуки искрились в разноцветной толпе. Блеск выглаженных блузок в паре с естественными цветами волос создавал гипнотизирующий танец, словно готовя зрителя к главному выступлению. Сладкий запах духов, блестки в уголках глаз – все это создавало атмосферу иллюзорного праздника.
Торжественность врезалась в сердце острой тревожностью. В отголосках чьего-то смеха слышалось только: «что она здесь забыла?», «зачем она пришла» и, конечно, «ей здесь не место».
Я старалась сконцентрироваться на благодарности за то, что скоро смогу физически ощутить энергию человека, так часто спасающего меня из чёрного омута несправедливости и цинизма. Я жива благодаря легкой романтике, слышимой в каждой ноте его песен.
Холодные отблески софитов могут согреть, если ты на концерте любимого музыканта.
Я ощущала его плотную светлую ауру, и на несколько минут и в моей жизни появилась надежда.
Настал запланированный перерыв – как обозначение, что середина концерта подошла к концу. В какой-то момент он снова выходит на сцену под восторженные крики вдохновлённой толпы. Я замечаю бокал красного вина между его тонкими пальцами. Засмотревшись на изящную композицию длинных рук и сверкающего стекла , не сразу осознаю, что фокус смещается и становится ближе ко мне. Тревожность возрастает, когда я замечаю лица вокруг, смотрящие в мою сторону. В какой-то момент я все же догадалась взять протянутый мне бокал. Истерический прилив сил настиг меня волной, я машинально беру бокал и с дрожью от смеха и нервозности выпиваю оставшееся.
IV
Концерт продолжился как ни в чем не бывало. Песни плыли одна за другой. Я наблюдала за ними, ныряла с головой в прозрачно-чистый звук, кричала интуитивно знакомые слова и не слышала собственный голос из-за высокой плотности водяной среды.
Приходить в себя было непросто. Ледяная вода новых ощущений взбодрила и переформировала меня. А его спонтанный жест в мою сторону обозначил меня живой. Он словно сказал этим: «Ты значима». И теперь я повторяю себе каждый миг заветные два слова : «Я есть».
V
Сижу в метро, окутанная тёплым чувством собственной значимости. Мне так приятна компания самой себя, и я горда за девочку внутри, которая наконец успокоилась от дрожащих слез и уснула. Я накрыла ее тёплым пледом и сказала, что все будет хорошо.
Мне редко хочется читать свои заметки в телефоне. Чаще всего они кажутся мне противно-жалкими, и я только ругаю себя за них. Но не писать не могу. Такова моя природа.
Но только-только прорастающая личность должна утолить жажду, сформировавшуюся после бокала, разделённого со своим создателем.
Открываю заметки и нахожу запись, пропитанную безрассудной надеждой, бескорыстной любовью и нескончаемой чёрной грустью.
«Даже если ты сейчас с другой. Это не помешает мне чувствовать тебя этой ночью.
Чувствовать запах в твоей комнате. Слышать звук работающего ноутбука, ощущать на своём лице отсвет ночной лампы, слышать, как питерский ветер поёт тебе колыбельную. Видеть, как ты засыпаешь с тенью самодовольной улыбки на лице. Я рядом. И я знаю, ты чувствуешь это. Иногда мне кажется, что я счастлива лишь такой близостью. Это какая-то наивысшая степень счастья».
Смотрю на текст пустыми глазами, не понимающими, что с ним делать. Буквы оторвали чувства из сердца и перенесли на себя – это их непоколебимая ноша. Я благодарна им за это, но меня больше нет в этих словах. Я не хочу себя так тратить.
VI
Не закрывая документ, с открытым экраном, жду остановки. Словно демонстрирую всему вагону, что готова признать саму себя и рассказать о своей любви. И мне не будет страшно и больно.
В открывающейся двери метро я вижу тебя.
У тебя снова тот самый гордый самодовольный вид, застрявший в моей памяти тонким осколком света. В какую-то из секунд твой взгляд становится осмысленным – ты узнал меня спустя столько лет. Радостным жестом здороваешься и произносишь какие-то бессмысленные слова.
Волна стоицизма внутри меня подсказывает, что нужно делать: с ровным пульсом и холодным взглядом, требовательно протягиваю тебе свой телефон. Ты ошеломлённо обхватывает его своими тонкими бледными пальцами. Моё плечо касается твоего в первый за долгое время раз (ах, как часто я мечтала укрыться за него от нескончаемых потоков тревожности и страхов!). Двери вагона закрываются, но я могу только слышать – оборачиваться назад не имеет смысла.
Её магия
I
Вдохновение пролетает сквозь крики соседей и треск холодильника. Уворачивается, со свистом влетает в мою грудную клетку, словно прячась от агрессивного мира в до боли знакомый дом. Но я – всего лишь гостевая комната, в которой можно провести не более нескольких часов. Вдохновению не нужно оставаться. Оно хочет перевоплотиться, и через несколько минут я получаю его сигналы. Они становятся настолько сильными, что держать это в себе становится невыносимым, и я беру в руки гитару. Нужно передать струнам то, что поселилось в моем сердце.
Я начинаю рассказывать о тебе четырём стенам – как способ хотя бы ментально сблизиться, проанализировать тебя, чтобы узнать. Мой самый честный диалог – звук, извлекаемый пальцами, руководимый душой. Он ударяется о слушающие стены и застывает где-то в пространстве: я практически не слышу его. Только интуитивно понимаю, какая нота – правда, а какая – ложь. Так и перебираю аккорды, не понимая, куда это приведёт.
В тот, самый первый день нашей встречи, я почувствовал очень отчетливо, что ты – моя душа.
Словно она раздвоилась и теперь живет в мужском и женском воплощении.
Чувство тоски начало окутывать меня волнами, и каждая новая волна оказывалась сильнее, обманывая своей привычкой отступать. Как будто только я расслаблюсь и попытаюсь выйти – они с новой силой заберут меня вглубь вместе с каменным песком, по крупицам рассыпая мою энергию в воздух, отдавая ее чайкам.
Запись исповеди души закончилась вместе с моей энергией.
II
Вратами, отделяющими