По неизвестным причинам озарения внезапно прекратились, когда я перешел в выпускной класс. Быть может, в этом году они вернутся. Или же я приду к выводу, что это были дешевые трюки моего собственного мозга.

В одежду из разнородных нитей, из шерсти и льна, не одевайся.

Левит 19:19

День 5. Я составил список под названием «Пять самых невероятных правил из Библии». В этом году я планирую всерьез взяться за все, но для начала выбираю не требующее ни насилия, ни паломничества. А именно запрет на ношение одежды из разнородных нитей. Мне показалось, это настолько странный запрет, что, наверное, никто в Америке не пытается ему следовать. Конечно, я ошибался.

Мой друг Эдди Портной, преподаватель истории в Нью-Йоркской еврейской теологической семинарии, сказал, что недавно в районе Вашингтон-Хайтс ему попалась листовка, рекламирующая услуги по определению «шатнеза». Это слово в переводе с иврита означает «смешанные нити». Контролер придет к вам домой и проверит рубашки, брюки, свитера и костюмы на наличие скрытых смешанных волокон.

Итак, я набираю телефонный номер и договариваюсь о встрече с человеком по фамилии Берковиц. Он прибывает точно в срок. У него седая борода по грудь, большие очки и черный галстук, заправленный в брюки, которые натянуты на добрые десять сантиметров над пупком. Ермолка сидит на нем немного набекрень.

Берковиц со щелчком открывает черный чемодан на колесиках American Tourister[21]. Внутри оборудование: микроскоп, странный контейнер с выцветшей этикеткой «Овощные хлопья» и разнообразные инструменты, похожие на мутировавший мамин набор для шитья. Берковиц напоминает мне ортодоксального криминалиста. Божий детектив на ниве гардероба.

Он излагает мне азы. Шатнез – это не любые смешанные нити. Смесь хлопка с полиэстером и спандекса с лайкрой вполне допустимы. Проблема только с комбинацией шерсти и льна. Это запретное сочетание, согласно Второзаконию 22:11 (единственный стих в Библии о смешении нитей, кроме уже упомянутого).

– Как вы определяете шатнез? – спрашиваю я.

– Ну, этикеткам на одежде нельзя доверять, – объясняет Берковиц. – Приходится смотреть самому. Под микроскопом разные нити выглядят по-разному.

Он рисует мне диаграмму. Лен похож на кусок бамбука. Волокна шерсти будто состоят из чашечек, поставленных одна в другую. Хлопок напоминает свившиеся ленты серпантина. А полиэстер гладкий, как солома.

Я выношу стопку свитеров, и он принимается за работу. Срезает с черного пуловера пару ниточек и кладет их под микроскоп.

– Посмотрим, сможете ли вы опознать их, – говорит он.

Я щурясь смотрю в окуляр.

– Это полиэстер.

– Нет. Видите чашечки? Это шерсть.

Берковиц добр и любезен, но явно измотан. А я только ухудшаю дело.

Он делает пометки на листе, похожем на страницу из больничной карты. И говорит, что свитер кошерный. И следующий, который я приношу, тоже.

– Смотрите, – говорит он, кивая на микроскоп.

– Шерсть? – спрашиваю я.

– Нет. Хлопок.

Проклятье!

Я выношу свадебный костюм. Он говорит, могут быть проблемы. В шерстяных костюмах часто прячется лен, особенно если они итальянские, как мой.

Берковиц достает инструмент, похожий на вилочку для фондю, и начинает яростно копаться в разных уголках костюма. Это мой единственный костюм, и он обошелся почти в треть зарплаты. Я несколько встревожен. И рад, что Джули этого не видит.

– Шатнез? – спрашиваю я.

Он не отвечает минуту – слишком занят с микроскопом. Борода расплющилась вокруг окуляра.

– У меня сильное подозрение, что это лен, – говорит он.

Подозреваемый – кусочек белого полотна, спрятанный под воротником костюма.

Берковиц мнет ткань между пальцев.

– Отошлю в лабораторию на всякий случай, но я практически убежден, что это лен.

Он говорит, что придется либо положить мой единственный костюм на полку, либо отдать портному, чтобы тот удалил весь лен.

Берковиц уже не кажется утомленным. Он явно испытывает облегчение.

– Как хорошо, – говорит он. – Когда спасаешь кого-то от нарушения обета, это просто кайф.

Он делает победный взмах кулаком.

– Я не пробовал наркотиков, но, думаю, от них похожее ощущение.

Его радость заразительна. Я тоже чувствую себя счастливым пару секунд, но потом возвращаюсь к естественному состоянию озадаченности.

– Правда так важно не носить шерсть и лен вместе? – спрашиваю я.

– Разумеется.

– А бывает, что одни заповеди в Библии важнее других?

– Все равны, – отвечает он. И делает паузу. – Ну, сразу так не скажешь. «Не убий» очень важна. Заповеди о прелюбодеянии и идолопоклонстве – тоже.

Кажется, его раздирают противоречия. С одной стороны, все правила исходят из одного источника. Ортодоксальные евреи следуют списку из шестисот тринадцати правил, который изначально составил великий средневековый раввин Маймонид на основе первых пяти книг Библии. С другой стороны, Берковиц также вынужден признать, что человекоубийство хуже, чем ношение некошерного блейзера.

Пока мистер Берковиц не ушел, я задаю очевидный вопрос, который стоит ребром: почему? Почему Богу важно, чтобы мы не носили смешанные ткани?

Ответ таков: мы не знаем.

На этот счет есть теории. Одни думают, что это правило учило древних евреев разделять вещи, чтобы снизить вероятность кровосмешения с другими племенами. Другие видят здесь аллюзию на жертвы Каина и Авеля: Каин предложил Богу лен, а Авель – овец. Третьи говорят, что лен, смешанный с шерстью, когда-то носили язычники, а евреи старались отличаться от них всеми возможными способами.

Но в целом ответ таков: без понятия.

– Это закон, который дал нам Бог. Мы должны доверять Ему. Он всемогущ. А мы как дети. Порой родители устанавливают законы, непонятные детям. Например, когда вы говорите ребенку, что нельзя совать пальцы в огонь, он не понимает почему, но запрет ему во благо.

В иудаизме библейские законы, которые не имеют объяснения – а таких много, – называются «шуким». Это как раз один из них. Просто мы не можем отличить важное от неважного в долгосрочной перспективе. У Бога могла быть совершенно другая измерительная шкала, чем у нас. Более того, некоторые считают, что гораздо важнее следовать необъяснимым законам, поскольку они показывают вашу преданность и силу вашей веры.

Требование подчиняться законам, которые не имеют рационального объяснения, сильно меня беспокоит. Большую часть жизни я полагал, что в идеале мое поведение должно иметь под собой логическую основу. Но если вы живете по Библии, все иначе. Придется приспособить мозг к смене парадигмы.