- Пожалуйста, отвезите меня домой.

Мы снова перешли на «вы».

Что ж. Я заслужил.

Мне хочется протянуть руку и обхватить пальцами этот округлый подбородок, чтобы заставить смотреть на себя и объяснить, что я, черт возьми, никогда бы не заставил ее четыре часа проторчать здесь без причины.

Айза вскакивает на ноги, по прежнему глядя сквозь меня. Будто я, как человек, вдруг перестал для неё существовать, и она мечтает поскорее от меня избавиться и, по возможности, больше никогда не видеть. Будто разочарована во мне в самых дерьмовых смыслах. Вот как все это выглядит. И внезапно меня это не устраивает.

Выпрямляюсь, рывком перехватив её за локоть.

Разворачиваю к себе, спрашивая:

- Ты что-нибудь заказывала?

- Нет. - Вырывает руку, глядя на меня снизу вверх.

Её макушка еле достаёт до моего плеча.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Почему? - Смотрю в карие глаза так, чтобы усмирить и напомнить, кто здесь старший.

Когда она родилась, я уже точно знал, кем хочу быть. Когда она родилась, мне было пятнадцать, и я был лучшим стрелком в Республике.

Ее красивый ротик по-прежнему сжат, нос задран.

- Мне не принесли меню, - с достоинством сообщает она.

Моя челюсть напрягается.

- За четыре часа? - рявкаю я.

Сглотнув и отведя глаза, кивает.

Осматриваюсь, глубоко вздохнув. При такой толкотне - не удивительно. А если учесть её робкие повадки, не удивительно вообще.

- Ты голодная? - Снова смотрю на девчонку.

Глядя в пол, говорит:

- Просто… отвезите меня домой…

- Я спросил, голодная ли ты?

Молчит, глядя в сторону.

Все же захватываю пальцами маленький подбородок, чувствуя тонкий каркас костей и нежность матовой кожи.

Заставляю смотреть на себя, по слогам проговаривая:

- Айза, я пришёл, как только смог.

Вру спокойно и уверенно. Я могу рассказать полиграфу целые баллады вранья вообще не напрягая мозги. И я совершенно точно не собираюсь сознаваться в том, что тупо про неё забыл.

Подбородок в моей ладони начинает дрожать. Тонкая шея дергается, когда она сглатывает.

Вот черт…

Да она испугалась до смерти.

Думала, я не приду? Просто брошу здесь?

Ее личико становится таким беззащитным, что у меня скручивает нутро.

- Извини, - говорю мягко, поглаживая щёку большим пальцем. - Мир?

Шмыгнув носом, кивает.

Вот и славно.

Глядя на желтый солнечный день за окном машины, складываю руки под грудью, ёжась от холодка, гуляющего по коже.

- Ммм? - поворачиваю голову на звук низкого мужского голоса и натыкаюсь на пристальный взгляд ярких голубых глаз.

Чуть повернув голову, Максут смотрит на меня из-под козырька своей бейсболки.

- Замёрзла? - повторяет он вопрос, всматриваясь в моё лицо так, будто собирается прочесть мои мысли.

Киваю, передергивая плечами.

Снова глядя на дорогу, Максут нажимает кнопки на руле, и мне в лицо мягко бьет поток тёплого воздуха.

У меня чувство, будто я промёрзла изнутри. За неделю не избавлюсь от этого мерзкого холода. Просто я омерзительная трусиха, вот и всё. Это плюс ко всем другим моим порокам, о которых я уже говорила.

Зажав ладони между колен, бросаю осторожный взгляд на водителя.

Он держит руль одной рукой, а вторую положил на своё огромное бедро.

Мои глаза прилипают к его ладони и не желают отлипать.

Эта ладонь выглядит так, будто могла бы свернуть мне шею пощечиной.

Он военный?

Мой отец военный. Как и все его братья. Я такое ни с чем не спутаю.

Куртка Максута расстегнута, а под ней белая футболка и выпирающие мышцы груди. Сила сочится буквально из каждого куска его тела. Каждый кусок, открытый моему глазу, выглядит гранитным. А его машина будто сделана для него на заказ. Внутри она кажется даже огромнее, чем снаружи. В неё не просачивается ни один звук с улицы. Вообще ничего. Будто мы в аквариуме.

Откинувшись на спинку глубокого кожаного кресла, снова смотрю на город.

Из салона этой машины все выглядит не таким уж враждебным. Не таким чужим.

Покосившись на красивый профиль рядом, ладонью разгоняю побежавшие по предплечью мурашки.

Ладно, машина здесь не причём.

Мой подбородок покалывает. Прямо в том месте, где его касались грубоватые загорелые пальцы.

Я понятия не имею, о чём с ним говорить.

Я вообще не знаю, о чём говорить с… мужчинами. Максут, он мужчина настолько, что я со стыдом думаю о всяких там вещах…

На его пальце… нет кольца. Он… женат? У него есть дети? Сколько ему лет? Он живет в этом центре? Значит, я ещё увижу его?

Мысль о том, что у него где-то есть жена, вдруг ужалила прямо в печенку. Я вдруг пропиталась неприязнью к этой женщине, если она существует… какая-то женщина, которая имеет на него какие-то права…

Наверняка, красивая.

Как такой мужчина обращается со своей женщиной?

У меня по хребту ползут мурашки, потому что у меня вообще-то отличное воображение, и от него у меня напрягается низ живота. Я не знала, что моё тело так умеет.

Прекрати!

- Чтобы ты стала делать, если бы я не пришёл? - вдруг спрашивает Максут, прерывая мои ненормальные мысли.

Его взгляд направлен вперед, но он совершенно точно ждёт моего ответа.

Хмурюсь и смотрю в окно, за которым вдруг резко изменилась погода: солнце закрыла туча, и порыв ветра швырнул в стекло капли мелкого дождя.

Если бы он не вернулся?

Я понятия не имею, что стала бы делать.

Я сидела там и думала о том, что я не знаю, что мне делать. Я не знаю, где он был всё это время, чёрт возьми, но я была уверена в том, что случилось что-то серьёзное. А когда он пришел, я вдруг поняла, что ничего серьёзного не случилось! От обиды мне хотелось разрыдаться.