— Ты ошибаешься. Все давно в прошлом. Моя душа чиста и спокойна, в ней нет места горестям и печалям прошлых лет.

— Что ж, хорошо, если так. — Глаза Хантера сузились. — Скажи, пожалуйста, наших отношений это тоже касается?

К такому повороту Клер была не готова и замерла от безапелляционной холодной прямоты вопроса. Мрачная догадка заставила сердце глухо стукнуть, спазмом сжала горло, и Клер понадобилось усилие, чтобы сделать следующий вдох. Хантер сознательно идет на обострение ситуации. Зачем? Она не могла ответить ему так же прямо и холодно.

— Ты не понимаешь, — несмотря ни на что, она изо всех сил постаралась, чтобы голос звучал ровно. — «Наших отношений» уже давно не существует.

— Понятно. Значит, ты не забыла и не простила.

— С тобой совсем другая история. — Клер плотно сжала губы и незаметно для себя выпрямилась. Хантер не заслуживает объяснений, если до сих пор сам не понял, что с его отъездом рухнул весь ее мир, ее надежды, мечты. — Я не забыла, как сильно я тебе доверяла.

Она сделала шаг назад, сняла с полки старую вылинявшую фотографию и бережно смахнула тонкий слой пыли с рамки.

— Посмотри. Я хорошо помню тот день, когда сфотографировала родителей.

Хантер со смешанным чувством печали и умиления рассматривал старый снимок. Отец Клер напряженно смотрел мимо камеры, мама хмурилась, ее губы были приоткрыты. Клер явно застала их в момент, когда они о чем-то спорили.

— Но тебе тогда было лет шесть или семь…

— И тем не менее я помню. Знаешь, почему? Ты прятался во дворе за кустом сирени, ждал, когда родители отпустят меня гулять. Сколько я себя помню, ты всегда был поблизости, готовый ждать, сколько потребуется, готовый выручить, если возникнет необходимость. За это я могла отдать тебе все. Такое не забывается.

При этих словах болезненная гримаса на мгновение исказила черты лица Хантера. Он медленно и осторожно поставил фотографию обратно на полку.

— Мы ведь жили по соседству. Мы росли вместе. Иначе и быть не могло.

— Тогда скажи, мечты какой еще соседки на нашей улице ты знал так подробно и так горячо разделял долгие годы? Кто еще из соседей мог с первого взгляда понять, о чем ты думаешь, весел ты сегодня или печален? В душу кого из соседей ты мог заглянуть так глубоко, как заглядывал в мою? Хантер, ты был моей первой…

С каждым словом его голова все больше уходила в плечи. Когда Клер почти шепотом выкрикнула последнюю фразу, он, словно пытаясь защититься от слова «любовью», готового сорваться с ее разгоряченных губ, выставил вперед ладони.

— Нам было по восемнадцать, Клер. Мы были достаточно наивны, чтобы верить в любовь навеки. И потом… все-таки ничего особенно интимного не произошло.

— Но могло произойти. — Клер поймала себя на том, что вопреки собственной воле любуется красивым сильным телом Хантера, его мужественным лицом, глубокими звуками голоса. — Но не успели еще высохнуть чернила в твоем аттестате зрелости, как все закончилось, так и не успев начаться.

Под напором таких чувств было трудно устоять. Хантер отвел глаза, и Клер не успела понять мелькнувшего в них выражения.

— Ты могла поехать со мной.

— Не могла, ты знаешь. У меня были определенные обязательства перед другими людьми.

— Я просил, я умолял отложить свадьбу и уехать…

— Ты помнишь вещи такими, какими хочешь помнить, а не такими, какими они были на самом деле. — Клер печально усмехнулась. — Ты не советовался со мной и ни о чем не просил. Ты просто поставил меня перед фактом.

— Мне опостылело день за днем тянуть лямку в автомастерской. Я хотел все бросить.

— И начал с того, что бросил меня.

— Неправда! Никто не бросал тебя! Никто не сбегал от тебя! — Он двумя руками вцепился в свои густые волосы и зашагал туда-сюда вдоль кровати. Клер смотрела, как напрягались и ходили желваки на его скулах в паузах между отрывистыми фразами. — Я мечтал начать новую жизнь. Мысль, что можно провести остаток дней, заливая бензин в баки, объясняя дорогу заблудившимся туристам и заправляя каждое утро бумажные полотенца в автомат в сортире, приводила меня в отчаяние! Я скажу больше! Я ни на секунду не сомневался в правильности своего решения, потому что искренне считал, что так будет лучше. Лучше для нас обоих. Я хотел изменить свою жизнь ради тебя, Клер.

— Похоже, так оно и вышло, — откликнулась она. — Твой отъезд изменил мою жизнь. Без этого я, наверное, никогда так и не узнала бы, насколько я сильная. — Клер помолчала, давая себе возможность собрать воедино растрепавшиеся мысли и чувства перед тем, как произнести нечто, очень для нее важное. Она в упор посмотрела на Хантера. — Достаточно сильная, чтобы суметь разлюбить тебя.

Она смогла без труда прочитать ответ, мелькнувший в его отсвечивающих золотом глазах. Ей удалось заставить его страдать.

— Клер…

Она почти испуганно затрясла головой, отказываясь дальше слушать объяснения и оправдания. Слишком велик риск поддаться спокойной, уверенной силе убеждения этого теперь уже почти незнакомого мужчины.

— Молчи. Я сказала то, что должна была. Я так чувствую. Возможно, именно твой отъезд дал мне шанс добиться чего-то в этой жизни. И после того, как все сказано, я переворачиваю страницу. Сегодня первая ночь, которая знаменует начало нового этапа моей жизни. Мы оба наконец четко определились, как далеко разошлись наши пути и как глупо даже предполагать возможность дружеских или доверительных отношений. У нас было общее прошлое, но сейчас… сейчас мы лишь два посторонних человека, волею обстоятельств оказавшиеся под одной крышей. Не более того. Ты навязал мне свое общество на ближайшие несколько дней, я согласилась.

— Я очень благодарен тебе за гостеприимство, — холодно сказал Хантер.

Клер осеклась.

— И еще одно, Хантер, — произнесла она гораздо тише, — я выражаю искренние соболезнования по поводу кончины твоей мамы. — В интонации была неподдельная печаль и душевная боль. — Но я очень жалею, что это горькое событие заставило меня еще раз встретиться и говорить с тобой. Если честно, мы оба оказались в двусмысленном и неудобном положении, но, думаю, некоторое время сумеем держаться в рамках вежливости. Потому что, после того, как ты отдашь свой последний сыновний долг, наши пути снова разойдутся. Теперь уже навсегда.

Собрав все имеющееся у нее в наличии чувство собственного достоинства, Клер с высоко поднятой головой прошествовала в свою комнату. Там она несколько секунд постояла, прислонившись спиной к закрытой двери, осмысливая случившееся. Потом решительно вытащила из шкафа новую розовую ночнушку. Бог с ним со всем. Как получилось, так и получилось. Она облачилась в скользящий шелк и некоторое время придирчиво рассматривала себя в зеркало. Оттуда на нее смотрела молодая, интересная и, безусловно, совершенно свободная в своем праве выбора женщина. Клер нырнула под одеяло, подтянула коленки к подбородку, уткнулась лицом в подушку и горько заплакала. Столько долгих лет она мечтала о том, как выскажет Хантеру в глаза все свои обиды, но, когда это наконец случилось, в душе не осталось ничего, кроме унижения.