– Вам наверняка понадобятся некоторые вещи. Скажите, в каком отеле вы остановились. Если хотите, я поеду туда, соберу все, что вы назовете, в чемодан и сегодня же привезу его вам, – все еще степенно продолжал он.

– Только если это вас не затруднит.

– Совсем нет.

– Вы действительно считаете, что мне так необходимо остаться здесь на ночь? Мне уже гораздо лучше.

– Нет, это не необходимость. Ваша травма не настолько серьезна. Вы вполне могли бы вернуться в отель. Конечно, при условии, что пару дней вы проведете в постели, но я все-таки считаю, что вам стоит остаться.

– Хорошо.

– Хорошая девочка, – сказал он нежно и заботливо.

Каро так давно не слышала таких слов, что даже немного растерялась.

– Я ненадолго покину вас, – добавил он и вышел из палаты.

Когда он вернулся с чемоданом, ее уже перевели в другую палату, сделали укол, и она заснула. Люсьен решил, что в освободившееся время успеет взглянуть на малышку Марию Ференцу. Только подходя к ее палате, он с ужасом вспомнил, что должен сегодня обедать с Ольгой Спиро. Они были хорошими друзьями, и ему не хотелось огорчать ее. Люсьен нашел телефон и позвонил ей домой.

– А я все думаю, что же случилось, – сказала Ольга.

– Извини, – сказал Люсьен, – сегодня ничего не получится. Не вешай нос, мы скоро увидимся и все исправим!

Следующим утром Каро разрешили уехать из клиники. В полдень доктор Андреас позвонил ей в отель справиться о ее самочувствии. Как раз в эту минуту она сидела на балконе и еще раз перечитывала письмо от Беверли. Оно было отправлено из Неаполя и было бодрым и жизнерадостным. Тем не менее Каро не ощущала ответного заряда бодрости и радости. Да, Беверли действительно счастлива, потому что подделывать свои чувства еще не научилась, да и невозможно тут ничего подделать. Ну и хорошо. Миссис Йорк перечитывала письмо вновь и вновь и понимала, что ей немного скучно читать письмо единственной дочери, переживающей мгновения, которые бывают в жизни только раз.

«Мамочка, не беспокойся, мне очень хорошо, – писала Беверли. – Здесь так красиво и необычно! Я все думаю, как же ты там дома. Не скучай и не мучай себя работой. Держись в седле. Я очень счастлива, поэтому не стоит обо мне беспокоиться».

Каро положила письмо в конверт. Хотела бы она знать, что написала бы Беверли, если бы знала, куда придет ее письмо. Она, скорее всего, просто не поверила бы. Все, что за последнее время происходило с Каро, никак не могло бы случиться с матерью Беверли Йорк, которая ничего не делала, предварительно не взвесив. Поистине, с Каро свершилось головокружительное превращение. Ну, вот и поплатилась за это: сидит теперь на балконе с забинтованной ногой и любуется издали правда очень красивыми горами. Но это уже совсем другая женщина, ее даже Каро пока плохо знает, а Бев знакомство только предстоит. Так что письмо пришло не по адресу. Может быть, стоило остаться дома? Есть над чем подумать. И она задумалась, совершенно забыв о времени. Может быть, и к лучшему, ведь сейчас занятий у нее было немного.

Она не слышала стука в дверь, не догадывалась, что доктор Андреас уже минут десять как потихоньку вошел в комнату и наблюдает за ней. Только случайно обернувшись, она это заметила. Люсьен вежливо, хотя и прохладно поздоровался и отругал ее за то, что она, во-первых, встала с кровати, а во-вторых, вышла на балкон.

– Извините меня, что я вошел, не дожидаясь приглашения. Но ведь и вы покинули клинику, не предупредив меня, а я уважаю своих пациентов и предпочитаю не оставлять их без наблюдения. Так что если у вас есть возражения против моего присутствия в этой комнате, я удалюсь, как только закончу осмотр. Как вы себя чувствуете теперь?

– Все в полном порядке, спасибо, – ответила она.

– Вы говорили то же самое вчера, а потом, если мне не изменяет память, потеряли сознание.

– Я просто очень не люблю больницы. Они наводят на меня тоску, и я действительно заболеваю.

– А теперь скажите честно, как вы себя чувствуете.

– Нога немного болит и быстро затекает. Я из-за этого плохо спала, – сказала она, немного подумав, и добавила: – Мне вообще не стоило приезжать в Швейцарию!

– Зачем же вы приехали? – спросил он, бережно взяв ее руку, чтобы проверить пульс. – Вы уже сказали мне, что убегаете, но я до сих пор не могу понять, от чего именно? Мне пришлось долго ломать голову над вашими словами. Объясните наконец, что все это значит, иначе я просто сойду с ума.

– Только от себя, – ответила она, взглянув на конверт с письмом от Беверли, лежащий у нее на коленях. – От себя и от одиночества. – И добавила, дотронувшись до письма, когда Люсьен отпустил ее руку: – Я только что получила письмо от дочери с новостями из Италии. Ее медовый месяц проходит, как и положено, просто прекрасно. И я должна бы радоваться за нее, а я ничего не чувствую.

– Так иногда бывает. Медовый месяц – это прекрасная пора жизни, но у каждого она своя. Не всякий раз получается переживать чужое счастье, как свое, даже если это твой ребенок, – согласился он, облокотившись на спинку своего стула. – Сколько лет вашей дочери?

– Всего девятнадцать. Она слишком молода, чтобы выходить замуж.

– И все же вы сами сделали это в восемнадцать.

– Да, вы правы, но я все-таки считаю, точнее, я уверена, что с замужеством можно и подождать.

– Почему же? – спросил Люсьен.

– Близко знать только одного мужчину с такого раннего возраста недостаточно. Это очень обедняет жизненный опыт. Правда, многие девушки созревают раньше. Но ведь в мозгах от этого ничего не меняется.

– Но вы не из таких?

– Я не совсем вас поняла, признаюсь.

– Вы как будто немного расстроились, – обеспокоенно произнес Люсьен. – Может, мы затронули не слишком приятную для вас тему? Или ваш собственный опыт в замужестве был неудачным?

– Нет, что вы, конечно же нет, – возразила она. – Это все не совсем так. Просто наш брак очень быстро и неожиданно закончился. Так что опыта у меня почти не было.

Каро хотела было ограничиться этой фразой, но, когда Люсьен взглянул на нее, между ними как будто прошел электрический разряд. Неожиданно для себя она впервые стала рассказывать о том, каково ей было после внезапной кончины мужа. Как в двадцать лет она почувствовала, что рухнула вся ее жизнь. А жизнь тем не менее не кончилась, и то, что чувствует, как и то, чего не чувствует Каро, оказалось совершенно несущественным. Была двухлетняя Беверли, и оказалось – неправда, что дети наполняют существование смыслом и придают сил. Эти силы надо было откуда-то взять, чтобы девочка не умерла с голода. Нужно сказать, что Каро в этом преуспела, но ее собственная опустошенность так до конца и не исчезла.

– Это было так несправедливо, неправильно. Ни я, ни Беверли не заслуживали такого. Почему это должно было случиться именно с нами! – горячо закончила она.