Изо всех сил стараясь воспроизвести легкие вращательные движения его руки и подавляя ощущение нелепости происходящего, молодые дегустаторы исправно покачивали пустые бокалы с воображаемым вином. То ли еще будет, прежде чем придет мастерство...

Потом они поднимали пустые бокалы к свету канделябров и восторгались воображаемыми оттенками воображаемого вина. Опустив носы к воображаемому напитку, вдыхали воображаемый букет. Отпивали по воображаемому глотку и делано сплевывали воображаемое вино, радуясь, что их галстукам не грозит пострадать от воображаемых капель. К этому моменту каждому отчаянно хотелось тяпнуть двойную порцию шотландского виски, но об этом не могло быть и речи.

Наконец, настало время перейти ко второму этапу. Билли разлил по бокалам несколько сортов вина, которое новичкам предстояло оценить. Процедура напоминала урок анатомии. У вина есть нос[7], услышали будущие знатоки. У вина есть тело[8]и ноги[9]. У вина есть одежда[10], букет, индивидуальность, некая сущность. Однако нельзя ограничиваться простым исполнением ритуальных приемов, указывал Билли. Нужно уметь описать то, что вы только что продегустировали. И пока ученики старательно покачивали бокалы, отпивали и сплевывали, Билли без устали описывал предлагаемые вина.

Первое он назвал энергичным, добавив, что оно хорошо сложено, даже чуть пышновато в груди. Второе окрестил железным кулаком в бархатной перчатке. В третьем ему почудились зазубренные края, но в целом он счел его вполне пристойным. Четвертое оказалось слишком юным для такого позднего часа. И так далее в том же роде. По мере того как будущие дегустаторы переходили от одной бутылки к другой, третьей, описания впечатлений становились все причудливее. Что только там не упоминалось: трюфели и гиацинты, сено и влажная кожа, отсыревший твид, мех ласки, заячье брюшко, старый ковер, носки долгой выдержки. Возник и музыкальный образ: про одно вино было сказано, что его долгое послевкусие напоминает финальные аккорды рахманиновской Симфонии № 2 (Адажио). Как ни странно, никто ни словом не упомянул основу любого вина — видимо, потому, что виноград, при всех его явных достоинствах и несомненной важности, считается недостаточно экзотическим и, следовательно, не заслуживает чести войти в лексикон истинных ценителей вин.

— То было лишь первое заседание, — продолжал Чарли. — Дальше дело пошло уже лучше, я узнал много нового, — с глубокомысленным видом он устремил взгляд в темно-рубиновую глубь бокала и, обращаясь скорее к самому себе, чем к Максу, проговорил: — Это самый элегантный напиток в мире. Когда подкоплю деньжат, буду предаваться винопитию ежедневно. Может, даже куплю себе виноградник. — Вынырнув из своих грез, он глянул на Макса и улыбнулся: — А у тебя виноградник уже есть. Везунок ты, чертяка.

— Есть-то есть, да только вряд ли надолго. Думаю, придется его продать.

Чарли поморщился, но тут же с деловито-строгим выражением лица произнес:

— Никогда, ни при каких обстоятельствах не спеши с продажей земли. Земельку ведь больше не производят — так я, по крайней мере, слышал. Сдавай в аренду или просто сиди на ней сиднем, только не сбывай ее с рук. В любом случае с виноградника в двадцать гектаров ты получишь очень приличный доход.

Максу вспомнилось море зелени вокруг старого дома. А где-то на горизонте всегда маячил трактор. Тракториста дядя Генри звал Рассел, но сомнительно, чтобы это было его настоящее имя. Он иногда приходил к дяде, от него попахивало чесноком и машинным маслом. А при рукопожатии казалось, что сжимаешь нагретый кирпич.

— Не знаю, Чарли. Эти игры ведь не для дилетантов.

Прожевав кусок баранины, Чарли вдумчиво отпил большой глоток из бокала.

— Да, — подтвердил он, — что и говорить, в этом деле многое переменилось. На наши курсы ходит один малый, он работает на очень крупных поставщиков, так он мне рассказал потрясающие вещи. К примеру, про эксклюзивные вина с крошечных участков. Ты про такие слыхал?

Макс отрицательно покачал головой.

— Те, кто понахальнее, называют эти вина бутиковыми или "от кутюр". Небольшие виноградники, малый объем продукции, заоблачные цены. Сейчас, пожалуй, самое известное из них — это "Ле Пен". Ящик уходит за пять тысяч фунтов, а то и больше. Такое вино каждый день не пьют. А производитель в шоколаде, верно? На твоих же двадцати гектарах можно вырастить до черта винограда.

Набычившись, Чарли многозначительно вперился в лицо друга; этот взгляд исподлобья производил большое впечатление и на девушек, и на его клиентов, которым он расписывал особенно лакомую недвижимость.

У Макса возникло ощущение, что его подталкивают, и не очень-то деликатно, к совершенно новой жизни среди виноградных лоз. И чем ниже опускался уровень вина в графине, тем отчетливее становилось это ощущение. В какой-то момент Чарли отбросил рациональные аргументы и начал взывать к якобы дремлющему в душе Макса желанию стать французским крестьянином.

— Купи себе берет! — кричал Чарли. — Научись водить трактор! Не бойся запачкать свои белые ручки! Тебе все это понравится! Вот увидишь.

Потом друзья просто ели и пили, ничуть не тяготясь молчанием. Время от времени Чарли поглядывал на Макса, пытаясь понять, о чем тот думает. Вообще говоря, Макс и сам не очень понимал о чем. Ему всегда нравились перемены, и одна мысль о том, что из сырого Лондона, где теперь и работы нет, можно перебраться в южную теплынь под яркое солнце, уже грела душу. Кроме того, ему хотелось проверить, насколько верны его воспоминания: так ли уж велик старый дом; сохранился ли в комнатах резковатый запах сухих трав и лаванды; те ли звуки слышатся там летним днем; хороши ли, как прежде, деревенские девушки.

К несчастью, от тоски по прошлому в кошельке не прибавится ни пенса.

— Беда в том, — признался Макс, — что я сижу без гроша. И не просто без гроша — дело обстоит куда хуже. Полная финансовая катастрофа: долги за квартиру, по кредитным картам, всего и не перечислить. Не могу я взять и укатить на юг Франции. Сначала надо найти работу. Так-то, дружище.

— Давай возьмем сырку и с ним допьем вино. А я тебе объясню, что все совсем даже не так. — Чарли наклонился над столом и, для большей убедительности тыча пальцем в скатерть, произнес: — Во-первых, для тебя настал чудесный миг полной свободы. Никаких срочных дел, никаких обязанностей и назначенных встреч...

— Ни пенса в кармане, — вставил Макс.

— Об этой ерунде я скажу чуть позже. Ты сейчас на крутом жизненном повороте — самое время передохнуть и спокойно посмотреть на то, что благодаря судьбе и дяде Генри само свалилось тебе в руки; а потом уж решишь, чем хочешь заняться. Погода там будет замечательная, поездка пойдет тебе на пользу. На щеках снова заиграет румянец.