— Ну, давай ты, — произнесла Биба, освободив губы. Откинувшись в кресле навзничь, она глубоко дышала, а ее обнаженные холмики трепетно повторяли этот ритм.

Боб посмотрел на нее. Перед его глазами мелькали кадры фильма, который он смотрел в своих мечтах бесчисленное количество раз, но всегда один и без объемного 3D-изображения.

— Послушай, может, все же… — смущенно произнес он, и руки его опустились под пояс.

Биба снова поднялась и выпрямилась. Ее соски двигались прямо перед его носом.

— Ничего не буду слушать. Надоело. Хочу попробовать вживую. Все девчонки говорят об этом, а я вынуждена уходить, когда очередь доходит до меня. Расстегни молнию. Сейчас только мы вдвоем в целом мире, — горячо выплеснула она из себя, требовательно и нежно одновременно.

Боб сменил положение и затем расстегнул молнию. Сбросил с себя джинсы.

— А я знаю, — щебетала Биба, — эта штучка здесь пока что ведет себя смирно, но потом вырастет, станет твердой и…

Рукой она проникла Бобу между ног, пальцами отодвинула край мешающих ей трусов и сжала часть тела, которая уже давно перестала быть смирной. Боб захрипел и содрогнулся, а мягкая, теплая, любопытная девичья рука ощутила порывистое пульсирование, и через мгновение Биба увидела белую струю, которую Боб лихорадочно едва успел поймать джинсами.

Биба села на покрывало, она все еще глубоко дышала, и ее рука все еще оставалась именно там, где сама же вызвала такое дикое движение.

— А это, значит, так? — сказала она и подняла вопросительный взгляд до уровня глаз Боба.

Боб слабо кивнул и смущенно положил свою руку на руку Бибы.

— Так, — добавил он, — каким-то образом…

В этот момент резко зазвонил звонок у входа. Кто-то уже стучал в дверь. Из коридора и с лестницы слышался тяжелый топот.

— Пожар! — закричал кто-то. — Пожар! Звоните пожарным!

Через мгновение Боб уже оказался на ногах и снова одет, Биба на бегу запахивала халат, который сняла у входа в ванную. Они оба побежали к двери. Сквозь узкую щель под дверью в квартиру прорывался белый дым. Пахло горелым. Перед дверью все еще слышались снующие по коридору шаги, шум нарастал, и все больше голосов кричало об огне и пожарных.

Биба и Боб бросились в коридор, но густой дым тотчас отбросил их назад.

— Боб, Боб! — в панике всхлипывала Биба. — Сделай что-нибудь, скажи! Мы будем прыгать с балкона?

— Успокойся, — проговорил Боб и понял, что должен и сам успокоиться. — Пойди и налей воды в ванную. Я попробую еще раз выйти, поглядеть, что происходит.

— Боб, не оставляй меня одну! А ты вернешься? Поклянись! — всхлипывала Биба.

— Конечно, — подтвердил Боб, — а сейчас иди в ванную. Я сразу вернусь.

Страшно испуганный, на обмякших ногах он снова вышел в коридор. На нос он накинул платок. Мимо него в густом дыму как раз в этот момент промчался лысый человек с ведром воды.

— Что происходит? — быстро спросил Боб. — Где горит?

— В сушильной комнате, — крикнул мужчина. — Принеси воды, быстро!

Боб вбежал обратно и завопил:

— Ведро, Биба, — дай мне какое-нибудь ведро!

Биба, вся заплаканная, вышла из ванной, бросилась в кухню, открыла шкаф под раковиной, схватила ведро с мусором, выбросила его на пол и протянула ему. Боб прямо из ванной зачерпнул воду и помчался в коридор. Тем по-прежнему валил дым. Перед дверью сушильной комнаты три человека по живой цепи передавали ведра с водой, а последний с размаху выливал их в помещение.

Боб несколько раз бегом повторил свой путь.

— Отойдите! — вдруг раздался громкий голос. У входа в коридор пожарный в униформе и с серебряной каской на голове как раз в этот момент разбил стекло шкафа на стене, вытянул наружу шланг, открыл воду и направил мощную струю в горящую комнату. Толпа любопытных, собравшихся за его спиной, облегченно вздохнула. Боб незаметно прошмыгнул назад к Бибе.

— Все в порядке, — сказал он, — пожар в сушильной комнате, пожарные уже здесь.

Биба обняла его. Потом пошла в кухню собирать мусор. Когда она нагнулась, платье соскользнуло с нее.

«Боже мой, как она красива», — снова подумал Боб.

Словно услышав его, Биба выпрямилась, обернулась и, глядя на него покрасневшими глазами, спросила:

— А ты всегда, когда расстегиваешь молнию на джинсах, поджигаешь целый дом?

Оказалось, что диван в сушильной комнате был знаком не только Бибе и Бобу. Летом иногда, когда на улице гремели грозы, бездомный бродяга Янко приходил сюда, чтобы раскинуть на нем свои усталые члены. Совет жильцов уже несколько раз раздраженно обсуждал это, Янко винили за разбитые стекла в подъездах дома, и за разрисованные граффити фасады, и за все, что когда-то у кого-то пропадало из оставленного около двери или отравляло жизнь в доме.

В этих дебатах бродягу всегда защищала мама Бибы. Социальный работник со скрытым литературным талантом, она всегда умела довести присутствующих до слез, и затем, когда она описывала увитый терниями жизненный путь Янко, все почти умоляли ее остановиться. На последнем разбирательстве совета жильцов было вынесено решение, что бродяга Янко может иногда спать на старом диване, когда ему больше негде, да и нигде он не найдет ничего лучшего.

Но все упустили из вида маленькую подробность — то, что Янко курит.

И в тот день усталый бродяга Янко подумал перед сном, а не выкурить ли ему еще одну сигарету. Возможно, это была бы его последняя сигарета в жизни, если бы хозяйка однушки напротив лифта, весьма добросовестная служащая почты, не пришла в сушильную комнату повесить свои драгоценные блузки. Такие блузки нельзя сушить на солнце и на ветру или там, где слишком влажно, и, конечно, им вредит также дым от сигарет. Что уж говорить о дыме, который валил из тлеющего в этот момент старого дивана.

Все, что нужно, было сделано: диван потушен, сушильная комната залита водой, а бродяга Янко навсегда изгнан из дома. Дополнительным ущербом, причиненным пожаром, стали расплавившиеся шины на велосипеде Боба.

И удивительно, струи воды смыли с велосипеда жуткую грязь, которая казалась вечной.

Боб шел домой и какое-то время вел велосипед рядом, а потом нес на плече. В обоих случаях он чувствовал на себе любопытные взгляды. Несмотря на тяжесть и неудобство, он шел достаточно быстро и вскоре дошел до ближайшей к своему дому мастерской, где ремонтировали колеса, в ней еще горел свет.

Мастер не задавал лишних вопросов. За свою жизнь он убедился, что лучше молча ремонтировать велосипеды, делая то, что он умеет, чем проявлять остроумие, которого у него, может быть, и нет.

— Завтра в это же время, — только и выдавил он из себя и продолжил работу.

При каждом шаге Боб ощущал, что белая субстанция в штанах еще не высохла. Он с радостью констатировал, что влага не просочилась насквозь. Все-таки ковбои понимали, что их джинсы должны многое переносить.