litbaza книги онлайнРазная литература“Nomen mysticum” («Имя тайное») - Владимир Константинович Внук

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 50
Перейти на страницу:
и других, всегда стояли под благословением восточного Константинопольского патриарха, и блаженной памяти князь и княгиня, предки мои, всегда этой религии и подданным православным покровительствовали, и что они доселе пользовались и ныне пользуются свободою своего старогреческого богослужения и силою церковных правил в духе Церкви Восточной, а потому настоящею привилею утверждаю, чтобы церкви, архимандриты, игумены, монастыри и братства в княжестве Слуцком и других моих владениях на вечные времена неприкосновенно, без всякой перемены были сохраняемы в совершенной свободе своего богослужения».

Внизу, рядом с печатью красного воска, иным почерком, по-польски, было написано:

Ludwika Karolina Radziwiłł, markhrabinia Brandenburska, ksęnźna w Birźach, Dubinkagh, Slucku, Kopysi, Lubczy, Smolewiczach, Kojdanowie i inn., a teź na Neveli i Sebieźy.

Славута внимательно прочёл текст дважды, после чего бережно свернул пергамент в трубку и задумался.

Давно минуло время, когда князья Великого Княжества Литовского бережно хранили веру отцов и дедов. Ушли в мир иной великие поборники православной церкви: Богдан Сапега, Дмитрий Вишневецкий, Рыгор Ходкевич, Константин Василь Острожский, Софья Радзивилл-Слуцкая… Их наследники и потомки, недостойные отпрыски славных русских и литовских родов, изменили вере отцов и переходили в католицизм, лестью и обманом завлекали своих подданных в латинство, а когда люди оказывались тверды в вере, прибегали к насилию. «Пусть проклят будет тот, кто удержит меч свой от крови! Пусть ересь чувствует, что ей нет пощады!», – обращался латинский папа к польскому королю. И рушились церкви, а на их месте возводились костёлы. И казалось, так будет до тех пор, пока на землях Литвы не останется ни одного православного храма…

Но как же тогда понять эту хрупкую, немного странную девушку, одетую в немецкое платье, с рождения воспитанную в кальвинизме и даже совсем не говорящую по-русски? Какое дело ей до судеб люда посполитого, веры греческой, до самой Православной церкви?

– Пан Славута, вы заснули?

Кастелян вздрогнул, будто очнувшись – перед ним стояла Катажина Радзивилл.

– Простите, ваша милость, я задумался.

– Гости спешно покидают нас, – с небрежной усмешкой произнесла княгиня. – Ну что же, иного я и не ожидала. Но знаете, я хотела бы, чтобы вы… я не допускаю мысли, но всё же… проводите…

– Понимаю, ваша милость.

Славута направился в комнаты верхних покоев дворца.

Ещё недавно здесь было не протолкнуться от людей – каждый шляхтич Великого Княжества Литовского, начиная от всесильного магната и заканчивая последним шарачком, считал должным присутствовать на свадьбе несвижского ордината. Однако сейчас здесь царила тишина, и шаги гулким эхом отдавались от стен.

Кастелян пересёк коридор и вошёл в покои, где накануне располагалась чета Собесских. Его взгляд рассеянно пробежал по обстановке спальни, на мгновение упал на большую кровать, стоявшую в алькове. Кастелян знал о потайной нише, скрытой пологом кровати. Повинуясь скорее смутной догадке, нежели простому любопытству, Славута нагнулся и протянул руку – так и есть, его пальцы наткнулись на какой-то предмет. Кастелян ухватил его пальцами и вытащил на свет божий тяжёлую шкатулку, обитую позолоченной медью, с двумя замочными скважинами и крышкой с монограммой «GE», увенчанной княжеской короной. Славута потряс шкатулку – внутри что-то загремело. Лукавая улыбка тронула губы кастеляна – он поставил находку обратно и быстрыми шагами вышел из комнаты.

Во дворе для четы Собесских уже закладывали карету. Сапежанка изъявила желание совершить до Ишкольди конную прогулку – конюхи вывели двух самых спокойных жеребцов, одного белой, второго светло-серой масти. Возле въездной брамы стоял возок, на дверце которого красовался личный герб маркграфини Бранденбургской: в правой части находился герб, состоящий из Погони, Орла и Траб, а слева – клетчатый, словно шахматная доска, герб Бранденбурга. Славута бросил мимолётный взгляд на окошко дверцы – в нём мелькнула изящная белая рука и слегка колыхнулась занавеска.

Кастелян ещё раз окинул цепким взглядом двор, задержав его на Гедвиге Эльжбете – баварка, лопоча на немецком, что-то втолковывала ничего не понимающим слугам. Чуть поодаль стояла Барбара, с интересом рассматривая коня белой масти, которого запрягали в дорожную кибитку.

– Доброе утро, ясновельможная пани, – Славута учтиво поклонился Сапежанке. – Такая прогулка не самая безопасная. Может быть, изволите взять сопровождающих?

Девушка бросила на кастеляна взгляд, словно мысленно прикидывая рост собеседника, и отвернулась. «Характер», – усмехнулся про себя кастелян и вновь сосредоточил внимание на баварской принцессе – та по-немецки бранила конюха, который, ничего не понимая в её тарабарщине, озирался по сторонам в поисках помощи. Кастелян не торопясь подошёл к карете и по-польски приветствовал баварку:

– Dzien dobry, Jaśnie Wielmożny Panie! [4]

Гедвига Эльжбета отстала от конюха и переключилась на кастеляна, излив на него яростный поток немецких фраз. Кастелян, не обращая внимание на её речь, продолжил:

– Вы забыли шкатулку за кроватью. Если прикажете, я принесу её сюда.

Баварка резко замолчала и побежала к крыльцу. Спустя минуту она вернулась, обеими руками прижимая к себе уже знакомый кастеляну медный ящичек.

«Значит, по-польски мы понимаем», – без стеснения рассматривая немецкую принцессу, констатировал Славута.

За спиной послышалось осторожное покашливание.

– Пан кастелян, прибыли судовой староста и земский писарь, – доложил Януш.

Славута кивнул и направился к крыльцу.

Судовой староста Тадеуш Цехановецкий, бывший хорунжий литовского войска, неунывающий балагур, встретил кастеляна как старого знакомого. Не умолкая, он говорил без передышки обо всём и ни о чём, пересыпая свою речь многочисленными шутками. Высокий, немногословный земский писарь Новогрудка Антоний Козел-Поклевский явно страдал от словесных излияний своего напарника. Когда староста, наконец, иссяк, пан Козел-Поклевский сухо расспросил кастеляна обо всех обстоятельствах, время от времени делая записи в толстой книге.

Наконец, в библиотеку вошла Катажина.

– Ясновельможная шляхта! – торжественно произнесла она, знаком предлагая гостям сесть. – Я призвала вас, потому что в замке произошло преступление. Убита моя горничная Наталья Кулеша.

Катажина на секунду умолкла. Эта манера делать непродолжительные паузы была её привычкой – собеседник волей-неволей был вынужден напрягать внимание, прислушиваясь к каждому слову княгини.

– Мне неизвестно, кто совершил это злодеяние, – продолжила, наконец, Катажина. – И потому я хочу и требую, чтобы виновный был найден. Я хочу и требую, чтобы он понёс заслуженную кару. Я хочу и требую, чтобы этого не повторилось. Мои желания понятны?

– Да, пани, – судовый староста привстал со стула.

– Благодарю, – Катажина встала, вслед за ней поднялись остальные. – Я желаю, чтобы вы действовали согласно закону, дабы никто не смел упрекнуть нас в несправедливости и предвзятости. Начинайте, пан возный.

Кастелян вышел в центр комнаты и положил на стол гетманский пернач со следами засохшей крови.

– Паны-добродия, это орудие убийства.

За окном, стуча, поднялась

1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 50
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?