- Отлично! - одобрил Апыхтин и положил большую свою, красивую, ухоженную руку банкира на целлофановый пакет. - Поможем. Стихи оставляйте. Хочу с ними ознакомиться.

- Может быть, я их еще раз просмотрю, отберу наиболее удачные, сильные… - неуверенно заговорил поэт, придерживая пакет.

- Нет! - твердо сказал Апыхтин и с силой выдернул пакет из-под ладошки поэта. - Я сам отберу, если в этом будет надобность. Повторяю, банк готов помочь издать книгу. Но мы надеемся, что и с вашей стороны к «Фениксу» будет отношение уважительное и доброжелательное.

- Господи! - простонал старикашка, прижав ладошки к груди. - Да я… Вы меня еще не знаете…

- Организуем презентацию вашей книги на радио, телевидении, в газетах… И надеемся, что каждый раз вы будете находить в себе несколько трепетных слов о банке «Феникс»! - Апыхтин говорил жестко и холодно, чувствуя, что, если он вернется к прежнему тону, старикашка просто разрыдается.

- Господи, - опять простонал Чувьюров, - да я…

- Сделаем! - сказал Апыхтин, стараясь не видеть взгляда старикашки, устремленного на бутылку коньяка. Тот не возражал бы повторить, ох, не возражал бы, но у Апыхтина еще весь день был впереди, и он не мог себе позволить расслабиться с самого утра.

- Вы даже не спрашиваете, сколько это будет стоить…

- Для настоящей поэзии, для литературы, искусства у банка «Феникс» всегда найдутся деньги! - веско сказал Апыхтин и встал во весь свой немалый рост, возвышаясь над вскочившим следом поэтом своей массой, бородой, голосом. - Столько найдется, сколько нужно.

- Боже!

- Встречаемся через месяц. Я уезжаю в отпуск, приходите в сентябре, и мы решим все технические вопросы.

- Я могу переговорить с типографией, с художником?

- Можете. Дешевенькую поделку выпускать не будем. Книга должна выглядеть достойно, ее выход прозвучит в культурной жизни города, станет событием! - Апыхтина понесло, но он и не сдерживал себя, поскольку говорил искренне.

- Может быть, я добавлю немного стихов, - предложил поэт. - Уж если вы говорите, что книга может быть событием…

- Все технические вопросы в сентябре. - Апыхтин взял поэта под локоть и с чрезвычайной уважительностью повел к двери. - До скорой встречи, Серафим Иванович! Жду вас! - Апыхтин напоследок еще успел шаловливо погрозить поэту пальцем, дескать, не подведи! И тут же, плотно закрыв за ним дверь, вернулся к столу, где уже звонил телефон.

Вот и все.

На этом счастливая жизнь преуспевающего красавца банкира Владимира Николаевича Апыхтина, можно сказать, и закончилась. Началась другая - пьяная, полная лишений, смертельного риска и крови. Да, всего этого выпало на его долю более чем достаточно.

Так бывает, происходит какое-то событие, неожиданная встреча, да что там встреча - слово, взгляд, жест могут настолько все перемешать и испоганить, что невольно начинаешь делить свою жизнь на ту, которая была до, и ту, которая началась после.

У Апыхтина этим событием стал телефонный звонок, когда он, выпроводив захмелевшего от недоедания поэта, вернулся к своему столу, на котором настойчиво дребезжал-ворковал телефон самого настоящего японского производства.

- Да! - сказал Апыхтин, поднимая трубку, весело сказал, напористо, готовый ответить на любой вопрос, решить любую задачу, ввязаться в любое дело, которое было бы по плечу ему самому, его банку, его друзьям, которым он так доверял, которых так любил.

- Владимир Николаевич? - спросил незнакомый мужской голос, и первыми же его звуками всю беззаботность Апыхтина как рукой сняло, не осталось в нем ни игры, ни шалости. Голос был служебный, по цвету серый и какой-то неживой - все эти оттенки Апыхтин узнавал сразу.

- Да, - ответил он и ничего больше не добавил, хотя обычно сыпал прибаутками вроде «я вас внимательно слушаю», «давно ждем вашего звонка», «банк «Феникс» на проводе» и так далее.

- Говорит капитан Юферев.

- Очень приятно, - настороженно произнес Апыхтин. - Слушаю вас.

- Звоню из вашей квартиры.

- Так, - Апыхтин с трудом осознавал услышанное. - Вы хотите сказать… Что-то случилось?

- Да, - голос капитана был все так же сер и мертв.

Апыхтин почувствовал, что не может стоять, и, обойдя вокруг стола, сел в мягкое глубокое кресло, сел как упал, как опрокинулся навзничь.

- Что-то печальное? - спросил он.

- Да.

- Совсем печальное?

- Да, - сказал капитан.

- Вы сказали, что звоните из моей квартиры? - Если бы Апыхтин услышал сейчас самого себя, то ни за что не узнал бы своего голоса. - Как вы туда попали? Вас Катя вызвала? - Апыхтин невольно задал вопрос, который еще таил в себе надежду на то, что все не так плохо, как показалось ему с самого начала.

- Дверь была открыта, и я вошел… С сотрудниками.

- А почему вы решили…

- Дверь была открыта… Нас соседка вызвала. Вы можете подъехать?

- Буду через десять минут.

- Жду вас, - сказал капитан и положил трубку.

В последних его словах прозвучало явное облегчение, и Апыхтин понял причину, понял и ужаснулся - капитан был благодарен ему за то, что он не стал расспрашивать его о подробностях. Похоже, ему было бы тяжело ответить на этот вопрос.

С трудом поднявшись из кресла, Апыхтин подошел к окну - его «мерседес» был на месте, и сквозь лобовое стекло виднелся контур водителя. На журнальном столике все еще стоял коньяк.

- Я домой, - сказал он секретарше, выйдя в приемную.

- Что отвечать? Когда будете?

- Позвоню.

По лестнице на первый этаж он почти сбежал. Кто-то окликал его, кто-то приветствовал - он не находил в себе сил даже обернуться. Что-то ныло внутри, что-то напряглось, болезненно и остро. Чем больше проходило времени после звонка капитана, тем больше он беспокоился, ощущая временами настоящую физическую боль в груди.

- Домой, - сказал он, опускаясь на переднее сиденье рядом с водителем.

- Что-нибудь случилось? - спросил Гена, трогая машину с места.

- Да.

- Дома? В банке?

- Не знаю. - Апыхтин смотрел прямо перед собой на дорогу, не видя ни дороги, ни машин. - Быстрее, - сказал он, заметив, что водитель уступает дорогу какому-то слишком уж нахальному грузовику.

- Понял, - кивнул тот и сразу обошел несколько машин.

Едва «мерседес» остановился у подъезда, Апыхтин выскочил и, не закрывая за собой дверцу, вбежал в подъезд. Лифт стоял внизу, в это время дня он всегда стоял внизу, и Апыхтину сразу удалось подняться на свой этаж. Дверь в квартиру была закрыта, он позвонил и по погасшему «глазку» понял, что его рассматривают. Когда стальная плита отошла в сторону, он увидел на пороге человека в милицейской форме. Тот молча посторонился, пропуская Апыхтина, и тут же снова закрыл за ним бронированную дверь.