— Мне нравится видеть кровь у себя на члене. — Брин прижался к порезу между глаз, чтобы головка пениса окрасилась красным. — От одной мысли об этом твердею. Кровь из менструирующей киски, из свежей раны.　

Он придвинулся к лицу Фарасати:　

— А теперь ты откроешь рот пошире и мне отсосешь. И не вздумай крикнуть или укусить — губы отрежу, клянусь Иисусом, Аллахом и остальными, кто для тебя важен.　

Пленник продолжал упрямо сжимать рот.　

Отстранившись, Брин сделал вид, что собирается выполнить угрозу.

— Итак, член или нож?　

Новый поворот, от которого пенис оказался чуть ли не у Фарасати под носом.　

— Нож или член?　

И вновь поворот, на этот раз ножом.　

— Последний шанс.　

Он оцарапал ножом кожу над бровью мужчины.　

— Ладно, ладно. Не режь меня больше.　

Наклонив голову, Фарасати взял в рот окровавленный член. Вскоре по неумелым действиям парня стало ясно, что тот и впрямь стопроцентный гетеросексуал. Дети и то, бывало, отсасывали Брину лучше.

Впрочем, пусть и неуклюжий, минет, сделанный девственным ртом, всегда возбуждает, и Брин кончил почти сразу, нарочно войдя поглубже, чтобы Фарасати давился спермой.　

— Ну вот, не так уж плохо, — заметил Брин. — Даже хорошо. Как знать, еще немного практики, и, возможно, из тебя получится для кого-нибудь славная женушка.　

В глазах Фарасати стояли слезы — то ли от ярости, то ли от стыда, то ли из-за позывов к рвоте.　

Брин засунул член обратно в трусы и застегнул ширинку. Фарасати ожесточенно отплевывался, наблюдая за ним с каким-то ошарашенным отчаянием.　

— Ну что ж, вернемся к нашим баранам. Куда уехала Вэл?　

— Я уже говорил. В Гамбург.　

— Но гостиница... как называется ее гостиница?　

— Какое-то длинное слово на немецком. Она произнесла его лишь однажды.　

— Последний шанс, — нараспев повторил Брин.　

Фарасати сплюнул снова.　

— Фир.　

— Что?　

— Это название гостиницы... Фир Ярес... что-то в этом роде... по крайней мере, звучало похоже.　

— Фир Ярес... — задумчиво повторил Брин. — Отель «Фир Яресцайтен» на озере Альстер... снобов притягивает как магнитом. Я и сам там останавливался. Еще что-нибудь полезное?　

Фарасати покачал головой.　

— Очень хорошо. — Брин похлопал его по щеке. — Очень, очень хорошо. Информатор из тебя лучше, чем соска. Пора бы тебя вознаградить.　

Он вынул из портфеля рулон скотча и заклеил Фарасати рот. Мелькнуло ли у парня в глазах облегчение, либо только показалось? Почувствовал ли пленник себя в большей безопасности оттого, что одно сугубо мужское отверстие надежно заклеено? Если так, зря. Брин редко покидал сцену убийства, не вторгнувшись во все.　

Завершив заклеивать рот, он натренированным быстрым движением отсек Фарасати кончик носа.　

Кровь хлынула, как струя красной блевотины из крошечного рта.

Подняв отрезанный кусочек, Брин забросил его в рот. Прожевал и проглотил. Улыбнулся.　

— Вот мы и поменялись местами. Ты ел меня, теперь я ем тебя. Так только честно, не правда ли? — рассмеялся Брин. — У нас с тобой впереди долгая ночь.　

Игра продолжилась.

— Быстро ты. Наверное, он тебя разочаровал, — подмигнул зеленый рысий глаз над полногубой кривой ухмылкой. Голос был мурлыкающим, дымным, с легким британским акцентом — красавчик из бара. Он увязался за Вэл на выходе из клуба.　

— Филиппинец был великолепен. Вполне стоил своих денег.　

— Но ведь он калека.　

— Там, где надо, у него порядок.　

— Ну, разве что ты приобрела парня ради действий, а не ради сведений.　

— Я покупала его не для того, чтобы чесать языком.　

— Да ну?　

Вэл остановилась. Они были на узкой улочке в Санкт-Паули, чуть к северу от блеска знаменитого Репербана[5] с его неоновыми огнями, кипучей ночной жизнью и показным шиком, но по духу, казалось, углубились в прошлое на сотню лет. Извилистые мостовые сливались и петляли, обрывались тупиками и возникали снова — этакий средневековый лабиринт узких островерхих домов, подсвеченных бледными конусами белого света от стальных фонарей. Будь Вэл одна, с удовольствием побродила бы здесь даже в столь поздний час. Теперь же подумывала вызвать такси и вернуться в гостиницу, где оставила скудный багаж. Возможно, завтра она вылетит назад в Париж и возобновит знакомство со своим иранским воздыхателем, если тот, конечно, еще не нашел другую компанию.　

Вэл развернулась и пристально посмотрела в кошачьи глаза, припорошенные темной россыпью изумруда и янтаря.

— Кто ты?　

— Маджид.　

Парень протянул бледную ладонь с длинными пальцами, но Вэл оставила жест без внимания.　

— Ты всегда так лезешь в чужую сексуальную жизнь?　

— Да, если человек меня занимает. Твоя маленькая интерлюдия с Сантосом, наверное, была довольно любопытной... в особенности после того, как ты выяснила, что у него нет языка.　

— Меня устроило.　

— Вот как?　

Вэл начала уставать от этого размалеванного мальчишки и его покровительственного тона.　

— Аукцион еще не закончен. Почему бы тебе не вернуться? Время позднее, да и люди уже под мухой... вот увидишь, кто-нибудь тебя купит.　

— Мне больше нравится здесь.　

Остановившись, Вэл окинула Маджида оценивающим взглядом. В любую другую ночь она бы клюнула на его бледную вампирскую красоту, кокетливый изгиб губ и бугор в облегающих джинсах, но сейчас ее переполняла досада. Она проделала такой долгий путь, пошла на большие издержки и неудобства — и все ради надежды, что Сантос либо утолит одержимость Городом, либо положит ей конец.　

— Пожалуйста, уходи, — сказала она Маджиду. — Хватит меня преследовать.　

— Я не преследую. Просто подумал, вдруг я дам тебе то, что не сумел Сантос из-за его прискорбных затруднений с речью.　

— В смысле?　

— Я знаю, что ты ищешь сведения о Городе. Думал помочь, но вижу, что лишь докучаю. Тебе нужен твердый член, как у твоего жалкого раба, а я предлагаю только разговор. Пойду-ка отсюда. Не хочу навязываться.