Только сейчас, после Варвариного спича, я заметила еще две маячившие на пороге фигуры. Нина и Геннадий, похоже, были немые.

– Раз квартирка твоя, ты имеешь право нас вон погнать, – вещала Варя. – Не обижусь, на чужих сердца не держат.

Юра как-то странно посмотрел на меня, я встала и пошла к холодильнику, говоря по пути:

– Идите в ванную. Юра вам даст полотенца. Нину и Гену мы устроим в гостевой, а вас, Варвара, разместим в кабинете.

– А я? – пискнула Оля. – Домой не пойду! Здрассти, тетя Варя, не помните меня? Я с Юрочкой жила, а вы проездом в Турцию у нас на день остановились.

– Всех шалав в памяти не удержать, – откликнулась Варвара. – Что мне теперь, с каждой любезничать? Неправильно ты, Виола, придумала. Мы с Нинкой вместе ляжем, а Генку хоть в сортире устраивай.

– Мама, – пролепетала дочь, – ну пожалуйста!

– Девушка до свадьбы в одной постели с женихом не спит, – отрубила Варвара. – Грешно!

Юра хмыкнул:

– Я плохо тебя понял и Нина с Геной не жили два года вместе?

– Да, только моя дурочка очень долго с красавчиком ходит и на свадьбу не намекает, – важно кивнула Варвара. – Хорошо у нее мать есть, а то осталась бы без штампа в паспорте.

– Значит, она не девушка, – подвел итог Шумаков, – и может делить койку с гражданским мужем.

– Супругами становятся через загс, – отчеканила Варя. – Не спорить!

– Не надо маме перечить, – попросила Нина, – иначе у вас на кухне целой посуды не останется.

– Верно, доча, – похвалила мать. – Или будет по-моему, или никак.

– А никак это как? – тут же спросила я.

Варвара показала пудовый кулак.

– Вот так! Имей в виду, я с норовом. Завсегда свою точку зрения отобью.

Шумаков застонал, Нина закрыла глаза, Геннадий замер столбом – похоже, впал в гипнотический транс. Я вытащила из-за холодильника швабру и заявила:

– Варвара, запоминайте! Вы у меня в гостях. А я тоже с характером, физической силой, связями и деньгами. Начнете скандалить и драться, моментально получите по шее и окажетесь за решеткой. Лучше зароем топор войны и попробуем общаться по-человечески.

– Чего? – слегка сбавила тон тетка.

Я улыбнулась и оперлась на швабру.

– Интеллигентный человек должен быть вежлив и приветлив с окружающими, не стоит всем навязывать свое мнение.

– Я брехать не приучена, – надулась гостья, – живу по правде, говорю ее в лицо.

– Тогда уходите, – пожала я плечами. – Мне, если по правде, не хочется находиться рядом с вами даже час. Снимайте комнату и делайте там, что хотите. Так что либо ведите себя здесь прилично, либо уматывайте.

– Уж и пошутковать нельзя, – залебезила Варвара. – Где, говоришь, полотенчико взять? С тобой лаяться не хочу, ты мне по душе пришлась. А вот Нинка моя родная дочь, и только матери решать, с кем ей спать.

Когда все гости разместились по своим углам, я сказала Юре:

– Ты ничего не говорил про тетку.

Шумаков вздохнул:

– Теперь понимаешь почему? Мама у меня совсем другой была. А Варвара – атаман. Она сестру так запилила, что та в шестнадцать лет в Москву удрала. Я надеялся, что Варя никогда с тобой не столкнется. Или, во всяком случае, вы не пересечетесь в ближайшие лет двадцать.

Я отвела взгляд. Ну и как следует понимать последнее заявление милого друга? Юра намерен жить со мной до березки на могиле, не оформляя брака? Ведь на свадьбу принято звать родственников, даже если те не умеют себя прилично вести. Или Шумаков не собирался приглашать Варвару на торжество? Впрочем, у меня совсем нет желания выходить замуж, поэтому нечего заниматься пустыми рассуждениями. Лучше свести беседу к нейтральным темам.

– Где живут твои родичи? – поинтересовалась я.

– В Бортникове, – улыбнулся Юра, – это небольшой городок в двухстах километрах от столицы.

– Зачем ехать в Москву за покупками? – вздохнула я. – Сейчас везде все есть.

Шумаков открыл бар и вытащил бутылку коньяка.

– В Бортникове так принято: платье, фату, кольца приобретать в столице.

– Думаю, здесь вещи будут такие же, как в райцентре, только дороже, – улыбнулась я.

– Правильно, – кивнул Юра. – Но там считают: если затарился в Москве, то соседи тебя будут считать богатым человеком. Приобрел такие же шмотки в Бортникове – ты нищета страшная, не жди к себе уважения.

– Глупо, – констатировала я. – Варвара мне показалась не особо обеспеченной женщиной.

– Мужа тетка давно похоронила. Да он ей в помощники и не годился – пил целыми днями, деньги у нее таскал, – разоткровенничался Шумаков. – Варя директор школы. Можешь мне не верить, но ее уважают. Она держит учеников в ежовых рукавицах, ни наркомании, ни пьянства, ни второгодников в школе нет, а педколлектив ходит строем и с песней.

– Да уж! – вздохнула я. – Извини, конечно, но твоя тетя плохо владеет литературным русским языком. Как ей удалось стать учительницей?

– Бортниково не Москва, – напомнил Юра. – Варвара преподавала домоводство, ну и постепенно благодаря бойцовскому характеру выбилась в начальство. У нее в школе почти стопроцентная успеваемость, дети боятся директрисы до дрожи. Но тетя Варя человек справедливый: когда одна из выпускниц, золотая медалистка, вдруг срезалась из-за робости на вступительных экзаменах в МГУ, тетка понеслась к ректору на прием, и в результате девушка все-таки стала студенткой. Много ты знаешь директрис, способных на такой поступок?

– Пожалуй, нет, – признала я.

Юра зевнул.

– Она тиран, деспот, грубиянка, хочет, чтобы все поступали правильно, а как правильно – знает лишь она одна. Но, в отличие от подавляющего числа педагогов, ей не плевать на детей. Если какой-нибудь пятиклассник прогуляет школу, тетя Варя пойдет к его родителям и велит выпороть парня. Она совсем не Макаренко, но ее методы работают. В бортниковскую школу рвутся чуть не со всей области. Родителей не волнует, что Варвара не очень грамотно говорит. Зато их дети будут под бдительным присмотром.

– Ясно, – промямлила я.

– Она здесь долго не пробудет, – успокоил меня Шумаков. – Больше чем на семь дней Варвара школу ни за что не бросит. Помотается по магазинам и уедет. Надеюсь, ей не придет в голову затеять пир в Москве.

Я испугалась и эхом повторила:

– Пир в Москве?

Шумаков засмеялся.

– Это наивысший пилотаж проведения свадьбы для бортниковского люда. Родители снимают в Белокаменной кафе, усаживают гостей в автобусы, привозят в столицу, веселятся, а утром, опохмелившись, дуют назад.

– Четыреста километров мотаться туда-сюда ради сомнительного удовольствия поесть салат «оливье»? – оторопела я. – В Бортникове нет ресторана?