– Часто ли вы с супругой проводите уик-энд не вместе? – спрашивает Кенворд, уставившись в свои записи.

Нужно ступать осторожно, – напоминает себе Арчи. Любой вопрос может обернуться шагом к западне.

– Когда того требуют обстоятельства.

– Это не ответ на мой вопрос, сэр.

– Я вам ответил, заместитель главного констебля. – Не успевают эти резкие слова слететь с его уст, как Арчи уже сожалеет о них. Он понимает, что человек, обеспокоенный судьбой своей жены, отчаянно пытается ее разыскать и неразумно напускаться на полисмена, задающего рутинные вопросы. Такой человек охотно отвечает на все вопросы без исключения. Что теперь думает о нем этот констебль? Арчи подозревает, что Кенворд проницательнее, чем может показаться по его помятому виду.

Глаза Кенворда сужаются, он открывает рот, и губы образуют кольцо, которое будет обрамлять следующий вопрос. Но вопрос так и не успевает прозвучать – мешает шум распахнувшейся двери. К офицеру подбегает молодой полицейский и что-то шепчет ему на ухо.

Констебль с неожиданным проворством вскакивает на ноги.

– Извините, сэр, я должен на минуту отлучиться. Появилось новое обстоятельство.

У Арчи внутри все переворачивается. Что, ради всего святого, им удалось так быстро обнаружить? Он идет следом за полицейскими в прихожую.

– Что такое? Что случилось?

– Я дам вам знать, как только лично все выясню, – откликается Кенворд через плечо. – А пока прошу оставаться здесь.

Арчи замедляет шаг и, лишившись возможности действовать, начинает паниковать. Он поворачивается в надежде вернуться под защитную сень кабинета и стараясь взять себя в руки, но в коридоре наталкивается на Шарлотту. Темноволосая гувернантка-секретарь с короткой – модной, но не идущей ей – стрижкой несет чайный поднос с остатками завтрака, который ела, очевидно, его дочь.

– Мисс Розалинда справлялась о вас, сэр, – произносит она извиняющимся тоном.

– Ей что-нибудь известно о нашей ситуации?

– Нет, сэр. Но даже ребенок понимает, что если по дому рыщет полиция, то что-то не в порядке.

– Пусть пока все так и остается. Я скоро наведаюсь к ней в детскую.

Ее голос, обычно бодрый и энергичный, на сей раз звучит с запинкой:

– Вы… вы нашли письмо, сэр?

– Какое письмо? – Арчи изображает саму невинность, молясь про себя, что он недопонял Шарлотту. Что она говорит о каком-то другом письме.

– От хозяйки. На столе в прихожей. Я видела его там вчера вечером, когда вернулась из Лондона, но не стала брать, оставила для вас.

– Ах, это! – Он делает вид, будто только сейчас понял, о чем речь. – Ведь ты же не упоминала о нем полиции? Оно не имеет никакого отношения к… – он жестом обводит дом, – ко всему этому.

– Н-нет, – отвечает она.

Он машинально берет ее под локоть и сжимает немного сильнее, чем собирался.

– Молодец.

Шарлотта тихонько вскрикивает, и он отпускает ее руку.

– Прости. Это все от волнения, – извиняется он.

– Само собой, вы волнуетесь, сэр. – Она потирает руку, но дает понять, что прощает его. – По правде говоря, я сейчас думаю, но не могу вспомнить наверняка, упоминала ли я о нем. Утро прошло как в тумане – тут и с полицией приходится иметь дело, и Розалинда все время спрашивает про маму. О письме никому не говорить?

С одной стороны, ему не хочется, чтобы у Шарлотты сложилось ложное впечатление, которое через нее может невольно передаться другим, но он не может рисковать утечкой информации. Несложно догадаться, к какому выводу придут полицейские, узнав, что пропавшая женщина оставила своему мужу письмо, которое этот самый муж впоследствии сжег. Напрашивается лишь один возможный вывод.

Но как представить это Шарлотте, чтобы получить желаемый результат? Можно, конечно, приказать ей молчать, но вдруг она сообщит о его требовании полицейским? Последствия страшно даже вообразить. Или, может, стоит замаскировать приказ под просьбу? Создать видимость выбора?

– Я не хочу диктовать тебе, Шарлотта, но, думаю, правильнее было бы позволить констеблю сосредоточиться на более важных вещах – поисках хозяйки. Как считаешь?

Шарлотта опускает взгляд на поднос у нее в руках и без энтузиазма соглашается:

– Как вам будет угодно, сэр.

Он готов разрыдаться от облегчения, но ему удается сохранить внешнее спокойствие.

– Умница. К тому же в письме речь шла об одном нашем с супругой личном деле, имевшем место еще до вчерашних событий. И это письмо по сути не проливает свет на то, где ее искать.

– А теперь, Джек, можешь бежать в сад, – объявила моя сестра Мадж, когда мы допили чай. Мне с трудом верилось, что ее сын Джеймс, которого все называли Джеком, превратился из малыша во взрослеющего девятилетнего парнишку. Едва дождавшись разрешения выйти из тюрьмы эшфилдского чайного стола, он вскочил и бросился на волю, несомненно надеясь застать последний солнечный час, пока его вновь не заточили в четырех стенах дома.

– Вы позволите и мне удалиться? – спросил Джимми, добродушный супруг Мадж.

– А ты неплохо меня изучил, дорогой! – улыбнулась Мадж. – И как только ты догадался, что девочки хотят поболтать о своем, о девичьем?

– Да, дорогая, за все эти годы я и впрямь немного тебя узнал. К тому же у меня есть одна сестренка, которая даст вам с Агатой фору в части девичьих бесед. – Джимми имел в виду свою сестру Нэн Уоттс. Он неторопливо двинулся к двери, доедая на ходу ячменную лепешку, которая оставляла крошки в его рыжеватых усах. – И не забудь, что через час нам уже пора, – добавил он через плечо уже из коридора.

Я бросила взгляд на Мадж – самоуверенная, каштановый локон, мастерски завитый над ухом, тройная нитка жемчуга на шее и груди, алый кашемировый кардиган, накинутый на плечи, шелковое платье в цветочек. Ее лицо не назвать красивым в классическом смысле, но благодаря особой манере держаться оно притягивало людей, как магнит. Я пыталась поймать ее взгляд, гадая, о чем таком девичьем мы будем болтать, но Мадж повернулась к маме, и та кивнула в ответ. Что они задумали? И не специально ли ради этого Мадж и Джимми столь неожиданно нагрянули в Эшфилд? Я вдруг почувствовала себя в клетке.

– Мама говорит, у тебя новый кавалер, – произнесла Мадж, вынимая сигарету из серебряного портсигара с монограммой. Она постучала сигаретой о стол, зажгла спичку, сделала глубокую затяжку – в тот момент сестра показалась мне самой утонченностью, но я знала, что мама этого не одобряет, считая новую повальную моду на курение неподобающей леди. – И при этом ты остаешься помолвленной с Реджи Льюси.