— Послушай, Эмма, — Поппи опустилась передо мной на колени, — за этот месяц я изменю твою жизнь. Я научу тебя всему, что узнала сама. Ты и думать забудешь о Брете.

После душа я выпила вторую чашку кофе, и мы с Поппи отправились ужинать в один из ее любимых ресторанчиков.

Я и забыла, каким ослепительным бывает Париж. После того как моя жизнь остановилась, и все, во что я верила, рухнуло, мне было необходимо какое-то волшебство. Возможно, именно поэтому я целую минуту простояла с открытым ртом, не в силах пошевелиться, когда мы вышли из метро на станции «Сен-Мишель».

— Как красиво… — изумленно выдохнула я.

Поппи обняла меня за плечо и улыбнулась.

— Да, это самое красивое место на свете.

Наступил вечер, и мы стояли в тени собора Парижской Богоматери, одного из самых великолепных зданий города. В темноте собор горел неземным светом; обе готические башни были подсвечены откуда-то снизу, и складывалось впечатление, что они сияют изнутри. Огромный круглый витраж между ними лучился приглушенным голубым и розовым. Казалось, собор стоит здесь вечно; сзади его поддерживали опоры, похожие на ноги, а тонкий шпиль вздымался высоко в небо. Свет падал на реку и на тротуар, купая окрестности в бледном сиянии. Я словно попала в дивный сон.

— Ух ты…

— «Ух, ты» — слабо сказано! — радостно заявила Поппи. — Ты еще не знаешь, где мы будем ужинать!

Она повела меня вниз по набережной к ресторану на левом берегу, прямо напротив собора. Желто-зеленая неоновая вывеска гласила: «Кафе ле Пти-Пон», а крытая терраса выходила на небольшой участок реки и собор Парижской Богоматери за ней.

— Обожаю это местечко, — сказала Поппи, пока мы стояли у входа, дожидаясь свободного столика. — Вид отсюда чудесный, не устаю им любоваться.

И действительно, за ужином я то и дело щипала себя за руку, не в силах поверить, что сижу в парижском кафе, непринужденно попиваю божоле и угощаюсь самым вкусным coq au vin[4]на свете, глядя на знаменитый Нотр-Дам. Какой-то месяц назад я ужинала с Бретом во дворике нашего дома и думала, что получила все, о чем только можно мечтать!.. Мир, в котором я жила прежде, вдруг показался мне невероятно маленьким.

Выпив за мою новую жизнь в Париже, мы заказали эспрессо и яблочную запеканку, после чего, хихикая, стали вспоминать события восьмилетней давности и другие, которые произошли позже. Мы с Поппи часто созванивались, но многого друг о друге не знали — особенно я, как ни стыдно признавать.

— Когда я начала встречаться с Бретом, все остальное как-то потеряло смысл, — пробормотала я, не глядя на Поппи. — Извини.

— Теперь это в прошлом, — ответила подруга, стиснув мою ладонь. — И Брет тоже. Скатертью ему дорожка.

Я попыталась улыбнуться, но губы меня не очень-то слушались. Я глубоко вздохнула.

— Ну, рассказывай про Гийома, — сменила я тему, надеясь, что теперь Поппи будет поразговорчивей.

В конце концов, я давно не работала с настоящими знаменитостями. Когда «Boy Bandz» раскрутились, я уже знала их как прыщавых избалованных мальчишек, обуреваемых гормонами, и это здорово подпортило мне впечатления. Я мечтала поработать с певцом, которого «Пипл» назвал чуть ли не самым сексуальным мужчиной на планете и в котором шестьдесят семь процентов читательниц «Гламура» увидели Прекрасного Принца.

— А, ну да, — кивнула Поппи и отвела взгляд. — Мы все от него в восторге; он поет на английском и французском, а его музыка — восхитительная смесь «Coldplay» и Джека Джонсона, со щепоткой Джона Майера и «The Beatles». Вдобавок все это приправлено аппетитным французским акцентом.

— Пальчики оближешь! — Как раз о таком проекте я и мечтала, раскручивая пресные мальчиковые группы. — Он просто сокровище.

— Ну, так мы его подаем, — сказала Поппи, наконец-то улыбнувшись и посмотрев мне в глаза, — «KMG» видит в нем сексапильную восходящую звезду, которая взорвет британский и американский рынки. Начальство решило активно продвигать его за рубежом, отсюда все эти сплетни про Дион Деври, ну и слух о романе с Дженнифер Энистон здорово нам помог. Короче, проект — само совершенство. Мы с тобой займемся его раскруткой в англоязычных странах, а через месяц устроим в Лондоне большую презентацию. Ради этого я уже два месяца пашу как лошадь.

— Потрясающе!

— Вот-вот, — кивнула Поппи. — Дело верное, не сомневайся. Гийомом уже вовсю интересуется американская пресса. В этом году «KMG» надеется сделать из него новую суперзвезду, и начинать надо с Англии и Штатов. Все зависит от нас с тобой.

— Что, правда? — заморгав, спросила я. Ответственность огромная!

— Да не волнуйся! — поспешно добавила Поппи. — Все уже на мази: Гийома любят, потому что здесь он телезвезда, ну и потому что у него репутация чуть ли не самого завидного холостяка Европы. Недавно мы проводили опрос среди англичанок и американок: девяносто два процента опрошенных назвали его самым сексапильным французом!

— А остальные восемь процентов?

— Кто-то назвал Оливера Мартинеса, кто-то Жерара Депардье, а одна дама, явно со сдвигом, все твердила про Наполеона.

Я рассмеялась.

— К тому же газетчики считают Гийома святым, — добавила Поппи. — Помимо сплетен об усыновлении эфиопского мальчика, нашими стараниями Гийом ударился в благотворительность, и СМИ уже клюнули. Только за последний месяц о нем трижды написали в журнале «ОК», а в «Хэллоу» он вошел в список самых желанных холостяков — разумеется, когда расстался с Дион Деври. Короче, святой Гийом пришелся людям по вкусу.

— А почему он не запишет альбом на французском? — спросила я.

Поппи пожала плечами.

— Французы очень любят английскую музыку, так что мы сможем раскручивать его здесь, в Англии и в Штатах одновременно — убьем разом двух зайцев. Точнее, много зайцев: мировой музыкальный вкус определяют американцы и англичане. Кроме того, Гийом прекрасно говорит по-английски и сможет без проблем давать интервью. Насколько мне известно, его отец несколько лет жил в Америке.

— По твоим словам, Гийом действительно само совершенство. Я даже не знаю, как отблагодарить тебя за такую работу.

— Не нужно меня благодарить, — сказала Поппи, вновь отворачиваясь, — Мне просто позарез нужна помощница.

Мы лакомились яблочной запеканкой, когда снаружи заиграло джазовое трио. Все запахи, звуки и ощущения были мне внове, и я практически забыла, что где-то за тысячу миль от Парижа есть Брет.

В ту ночь я уснула почти сразу — из-за разницы во времени. Когда в полдевятого утра меня ласково разбудила Поппи, я несколько минут не могла сообразить, где нахожусь.

— Вставай, соня! — тихо сказала она, улыбаясь, пока я растерянно моргала. — Уже понедельник, пора на работу.