ленту не рукой, а засохшим обрубком. Его отправили в школьный медпункт, где ему скормили таблетку активированного угля, и дали запить водой из-под крана. Как и ожидалось, это не помогло. Учитель не хотела брать на себя ответственность и сделала вид, что так и было, а медработник даже не поняла, что произошло и от чего нужно было лечить.

А мальчик, тем временем, поставил ТОР и скролил быстрее и быстрее. Пока Андре дошёл до дома, одна рука уже отсутствовало по трапецию, благо, что у него их две. Но и от второй осталось не много.

Когда он встречался с друзьями, они даже не замечали, изменений, так как не помнили, каким он был. Помнили только какой-то ломающийся голос, который всего пару недель назад им мешал сидеть в телефоне, но, благо, он куда-то пропал.

В ход пошли ноги, но когда он стал подобен самовару – стал листать всякие мерзопакостные вещи из дип-веба носом, а когда нос убежал от этого ужаса, то языком. Его глаза были двумя кровавым солнцами, которые вот-вот взорвутся. Язык отсыхал. Приходилось его очень часто смачивать, что выводило Андрея из себя и тогда глаза становились ещё больше. Ему уже неважно было что, как и чем листать, главное – листать. Когда язык отсох и отпал, он со всей силы ударился челюстью о какую-то поверхность, и выбил себе зубы, чтобы продолжать заниматься любимым делом. Некогда кровавые десна стерлись до костей. Левый глаз вылез из глазницы для этой же работы, а второй наблюдал. И в один момент от Андрюши осталось только кровавое пятно под одеялом и разряжающийся кирпичик с кремнем. Кровать в соседней комнате по-прежнему скрипела.

Сорок градусов по Цельсию

Рёв льва прервал ночную тишину серо-унылого панельного района.

– Ну, что, долго ты там блевать с моего окна будешь? – справился дядя Игорь о моем самочувствии. Если обстругаешь подоконник, в этот раз сам мыть будешь, я тебе не нанимался. Напился, так веди себя прилично.

Секунду спустя, водопад из завтрака, обеда и ужина обрушился на соседскую клумбу. Дядя Игорь пару раз треснул меня по спине и протянул стакан воды. Опустошив его до дна, меня снова стали одолевать рвотные позывы, но в этот раз я выиграл эту неравную схватку между организмом и разумом.

– Лучше?

Дядю Игоря я знал с самого детства, он был местным алкашом добряком. Дети его обожали, взрослые, если встречали его по пути на работу, любили перекинуться с ним парой тройкой слов, чтобы зарядиться энергией и отложить до следующего дня желание умереть. Он обладал талантом выдерживать ту самую грань, когда человек на подпитии представляется не грязным обрыганом, от которого вечно несет спиртом, а спившимся интеллигентом, для которого алкоголь – пропуск в мир остроумия и прививка от уныния.

Но его умение ходить по тонкой грани на производстве не оценили. Он был архитектором. Усугубило ситуацию и то, что дома стали проседать. Было разбирательство. Хотя расчеты и были чистыми, это не помешало изменить пару тройку цифр задним числом, чтобы никто не подумал на местное самоуправление. Одна сломанная судьба.

По специальности работу найти он не мог, из-за запрета на деятельность в этой сфере. Квартиру, которую должен был получить со дня на день, у него забрали, откуда могли исключить – исключили, так он и оказался у подъездов, которые сам же и проектировал, и как теннисист, ждал подачек от неравнодушных, коих было не мало. Жить у коллег он не мог, так как понимал, что их будет ждать та же участь. Ему помогали кто чем мог, но с каждым днем он опускался всё ниже и ниже. Пока злоба и чувство справедливости его не взяли верх и помогли ему встать, чтобы бороться.

Он писал письма. Благодаря врожденной харизме и резким словам, стал собирать вокруг людей, и доносить истину. Пока на него не донесли. Отделался он легко – пожизненной каторгой.

Пробыл бы он там недолго – сразу бы умер. Либо остановка сердца, от непрерывной работы под некоторыми веществами, либо забили бы за кусок сомнительного полуфабриката и получали бы за дядю Игоря паек ещё несколько дней.

Был праздник мирового масштаба, а какой именно, никто не знал, но дело его благополучно потерялось (местной администрации нужна была бумага, чтобы положить закуску – не марать же стол) и попало в стопку с заключенными, подлежащих амнистии.

Посидев, он поседел, исхудал и больше походил на пергаментную бумагу с синими прожилками. За задворками жизни он понял, что бороться против системы, правилами этой же системы – попросту невозможно и даже абсурдно. Он любил об этом говорить так: “Ну и правильно сделали, что увезли, уму-разуму набрался, идиот. Мало приятного, когда хватаешь Машку за ляжку, а тебя за хуй кто-то тянет и не отпускает”.

Через пару месяцев он пришёл в норму, ещё за пару недель он приобрел квартиру и разъезжал бы на машине, если бы пьяным можно было. Точнее он мог себе это позволить, но боялся кого-нибудь сбить. “Ладно, мразь какую, это даже хорошо, я даже дважды проедусь, но, а если ребеночка?”

Моя любимая цитата: “Как известно, истина в вине. Это верно, но в вине истины на 12 градусов, а тут, почти в 4 раза больше. Выпьем же!”.

У него были свои странности, например, когда мы выпивали, он садился только на своё место и всегда, когда наливалась очередная рюмка, он приговаривал всякие забавные фразочки, которые я уже не все вспомню, – “Между первой и второй, перерывчик не большой. Между второй и третьей – перерыв не светит. После четвертой видится уже нечетко, чтобы снова всех догнать, надо пятую въебать!“. Узнавал я сразу много всего и разного, начиная от того, что если кидают полотенце, его не надо поднимать и как правильно давать взятку, ведь, – “Хорошую взятку, рука сама тянется взять, даже, если над ней висит топор”.

И, конечно, не обходилось без уроков соблазнения:

– Девушки не любят, когда их любят, особенно в постели. Хватай за волосы и выкручивай соски, только не оторви, а если тебя надумают женить, то знай, что это наебалово в 100% случаев. Ты сможешь понять, что это за девушка, только если она выполнит 3 задания:

Показать улицу без бабского тряпья.

Взять её на рынок и посмотреть, что она купит.

Если она спросит, что у тебя есть, и что у нас будет, отвечай – что наживем.

По её ответам, ты сразу увидишь, кто для