Бабы заохали, прижали платки к губам, священник закрестился, слушая их разговор.

Марийка продолжала отнекиваться, отпираться, и уже готова была кинуться в драку на ненормальную девчонку. Она была на две головы выше неё и понимала, что вполне справится с этой нахалкой. Но только она занесла руку, как раздался низкий глубокий голос:

– А ну, не тронь! Отойди!

Все обернулись. Бабы вздрогнули, закрестились, мужики отошли в сторонку с опаской. В стороне стоял высокий мужчина. Это был житель их деревни по имени Влас. Люди побаивались его. Был он человек пришлый, нелюдимый, ни с кем дружбы не водил, но и в помощи никогда никому не отказывал, ежели, кто нуждался, и деньги у него всегда водились.

– Ну, что глядишь? – строго спросил он Марийку, обойдя её кругом и пристально глядя на неё, – Отдавай, что взяла. Девочка тебе правильно говорит.

Марийка, не отводя глаз от пристального взгляда Власа, трясущимися руками полезла себе за пазуху, затем как заворожённая, протянула вперёд руку и разжала кулак. На её ладони лежал нательный крест на гайтане.

– Господи! – вскрикнула Глафира, – Это же Ванечкин, Ванечкин крестик!

При этих словах, задрожав всем телом, Марийка бросила крест на землю, и кинулась бежать с кладбища вон. Отбежав немного, она поскользнулась на глинистой размытой тропке, упала ничком, но тут же поднялась, и, не задерживаясь ни на миг, бросилась прочь, не оглядываясь на людей, вся в грязи, мокрая и чумазая. Надийка наклонилась, подняла крестик, бережно отёрла его о подол своего платья, подала Глафире и сказала:

– Возьмите, это вашего Вани крестик. Она его украла, чтобы приворожить, поэтому и погиб ваш Ванюшка. Это она виновата в смерти вашего сына.

В тот же миг ноги девочки подкосились и она потеряла сознание. Влас успел подхватить её на руки, а затем быстро развернулся и пошёл прочь с кладбища с девочкой на руках. Захариха кинулась следом за ним, под оханья и аханья толпы.

ГЛАВА 8

Захариха бегом бежала за Власом, еле поспевая за высоким сильным мужчиной, который быстрыми шагами шёл к её дому, неся на руках маленькую, хрупкую Надийку. Девочка по-прежнему была без сознания и головка её болталась, словно у тряпичной куклы, а черты бледного личика заострились. Захариха была перепугана не на шутку, она не понимала, что происходит с её внучкой, то ли с девочкой случилось нервное потрясение, то ли… Захариха не хотела даже думать об этом – неужто у внучки проявились какие-то скрытые силы? Ведь это такая тяжкая ноша…

– Господи, – думала она, семеня за Власом, – Да ведь это ж такой крест – дар-то. Не всякий и выдюжит. Простому-то человеку куда проще жить, когда не знаешь, не ведаешь, живёшь себе под Богом. А тут… Ведь это навсегда.

С такими мыслями добрались они до дома. Захариха шустро отворила калитку, а затем дверь в сенцы:

– Проходи, проходи, Влас! Вот сюда.

– Куда положить её? – спросил мужчина.

– А вот сюда неси, сюда, Влас, тут её горенка. Вот, на кровать давай.

Влас осторожно уложил Надийку, подложив под голову подушку.

– Ты бы ей одежду поскорее сменила, – кивнул он Захарихе, – Вымокла она вся насквозь, не то заболеет ещё. Дождь-то холодный какой.

– И то верно, правильно говоришь, – старуха растерянно суетилась возле внучки, в глазах её стояли слёзы.

Влас вышел из комнаты, а Захариха принялась скорёхонько стягивать с Надийки мокрое платье. Она переодела внучку в сухое, укрыла одеялом, прислушалась к дыханию девочки, склонив голову к её груди. Надийка дышала ровно и старуха малость успокоилась. Тяжело вздохнув, она решила, что надо заварить отвар из малины и липы, да и мята с душицей не помешают, и направилась на кухонку, но, выйдя из комнаты тут же столкнулась с Власом, до смерти перепугавшись.

– Тьфу ты, напугал меня, – схватилась она за сердце, – Я-то ить думала, что ты ушёл давно.

– Ей отвар лечебный заварить надо, бабушка – коротко ответил мужчина, – Есть какие травы у тебя? Или я схожу к себе и принесу.

– Да вот я пошла как раз, – пробормотала старуха, махнув рукой в сторону кухонки.

– И воды холодной в миске принеси мне, да тряпицу какую чистую дай, – добавил он.

– Зачем?

– Лицо нужно Надийке обтереть.

– А-а, – закивала Захариха, – Сейчас-сейчас, я мигом.

Она принесла Власу всё, что он просил, и тот, придвинув к постели девочки стул, присел рядышком с нею, и принялся обтирать её лицо смоченной в воде ветошкой.

– Ты иди, бабушка, иди, готовь отвар, а я пригляжу за Надийкой.

Захариха снова растерянно закивала и вышла из комнаты.

Оглянувшись, Влас тихо зашептал слова, то ли молитвы, то ли заговора, продолжая протирать лицо Надийки. Оно оставалось всё таким же бледным, девочка не открывала глаз. Но через какое-то время она внезапно вздрогнула, зашевелилась, чихнула, и села в постели. В ту же минуту вошла и Захариха. Она радостно бросилась к внучке, обняла её и расцеловала.

– Миленькая ты моя, – заговорила она, – Как ты меня напугала!

– Бабуся, а что со мной было?

– Ничего-ничего, родимая, просто переволновалась ты, вот и всё. Это я виновата, что позволила пойти со мной. Неча было тебе делать на похоронах. Но теперь всё уже хорошо.

Надийка кивнула бабушке, и тут вдруг увидела Власа, стоявшего в углу, и молча смотревшего в её сторону. Она удивлённо вскинула на него глазки:

– Здравствуйте!

– Здравствуй, Надийка, – сказал Влас, – Как ты?

– Я хорошо, только холодно мне очень, замёрзла я, – ответила девочка, зябко поёжившись.

– Ничего, это бывает после первого раза, – кивнул Влас.

Захариха метнула на мужчину недоумённый взгляд, вопросительно посмотрела на него, но Влас отвёл глаза. и, шагнув к постели девочки, протянул руку, погладил её по головке и спросил:

– Скажи мне, пожалуйста, а что ты почувствовала, когда падать начала?

– Как будто ударили меня по голове, вот здесь, – Надийка показала рукой на темя, – Словно молнией. И так горячо стало, а потом темнота. А теперь вот наоборот – холодно мне очень, как зимой.

Влас понимающе закивал:

– Ну, ничего, всё хорошо будет.

Он оглядел комнату и задержал своё внимание на портрете, который нарисовала углём на дощечке Надийка, портрете её матери. И пока Захариха поила девочку отваром, он всё стоял и смотрел на изображение молодой женщины. Старуха, не показывая виду, молча наблюдала за Власом. Наконец, тот обернулся к Надийке и сказал:

– Что ж, поправляйся, завтра всё уже будет хорошо. А пока тебе нужно поспать.

Надийка тут же повернулась на бочок, заморгала сонно глазками, и мгновенно уснула. Захариха подоткнула ей со всех сторон одеяло, и, перекрестив, вышла вслед за Власом из комнаты девочки.

– А что это было, Влас? – спросила она его на крыльце.

Он бросил на старуху цепкий взгляд, помолчал, и сказал:

– Ничего страшного, ты не бойся, бабушка, с Надийкой всё будет хорошо. Постепенно всё узнаешь.

– Да что же узнаю-то?

– Всему своё время, – повторил Влас, и, помедлив, тоже задал вопрос, – Бабушка, скажи, а чей это портрет на стене висел?

– Это портрет, – начала Захариха, и осеклась…

Влас усмехнулся:

– Ладно, потом как-нибудь расскажешь. Я пойду. Если помощь нужна будет, ты не стесняйся, приходи, я всегда помогу.

Он погладил старуху по плечу и сказал:

– Спасибо тебе за Надийку, бабушка.

Затем круто развернулся и быстрым шагом зашагал прочь по тропке, что петляла меж высокой мокрой травы. Дождь наконец-то закончился, и небо стало проясняться, день уже клонился к вечеру, на западе сквозь серые тучи заалела полоска заката. Захариха долго ещё стояла на крыльце, глядя Власу вослед, и думала о том, что в их с Надийкой жизни наступают какие-то серьёзные перемены. Деревню накрыл вечер, надо было ложиться спать. Старуха заперла дверь, проверила Надийку, которая сладко спала и, помолившись, кряхтя улеглась в постель, поворочалась немного, подумав, что нынче точно не уснёт, и тут же провалилась в глубокий и крепкий сон.

ГЛАВА 9