— Как красиво, — не могла не признать она.

Слева крутая винтовая деревянная лестница вела на верхнюю палубу.

— Неплохо получилось, — скромно ответил он, раздвинул стеклянные двери в огромное внутреннее помещение, где располагались столовая и просторный камбуз.

Она молча смотрела на Ричарда, пока он не произнес:

— Что скажете?

— Уверена, что даже в вашем окружении это судно выделяется, — ответила она, стоя на пороге.

— Что вам известно о моем окружении? — бросил он через плечо, не посмотрев, последовала она за ним или нет.

Мила продолжала неподвижно стоять.

— Вы не приобрели бы катамаран, не будь он особенным.

Ричард повернулся к ней лицом.

— По-моему, не следует этим хвастаться.

— Но было бы честно. — Разве его катамаран не одно большое бахвальство? — Я скажу это за вас. «Портус» — потрясающий. Вы, должно быть, получаете огромное удовольствие, плавая на нем. — И бросила взгляд на большой обеденный стол. — И ваши друзья тоже.

— Я вообще-то не привожу сюда друзей, — пробормотал он.

— Ну, коллег, клиентов.

Он оперся о столешницу и скрестил ноги.

— Их я тоже не привожу. Я люблю тишину, когда плаваю.

Мила прислушалась к работе мотора катамарана — звук не был очень громким. Интересно, сколько стоит судно с таким тихим двигателем?

Ричард не приглашал ее войти, не настаивал, не уговаривал. Он терпеливо ждал, стоя у кухонного стола, пока она не почувствовала, что ее колебание выглядит более чем нелепо и недружелюбно. О ней так всегда думали. Она перевела взгляд на двухкамерный холодильник в глубине камбуза.

— Догадываюсь — на ланч не будет сэндвичей с сыром из сумки-холодильника.

В тот момент, как только он отвел от нее пристальный взгляд, Мила шагнула на кухню.

Он распахнул дверцы холодильника.

— Вот лангусты, сыр таледжо, кальмары с острой приправой, салат «Нисуаз», хлеб на закваске.

Мила засмеялась:

— Я-то думала, что ошиблась, а это смахивает на тот же сэндвич с сыром. — Только более причудливый.

— Вы не едите морские продукты?

— Могу съесть креветки, когда они у меня есть. И моллюски. Они… безличны.

Ричард недоуменно сдвинул брови:

— А лангуст и кальмар не безличны?

— Нет. Особенно лангусты. Они… жизнерадостные.

Он смотрел на нее так, словно решал, что это: причуда или психоз.

— И вам будет неприятно их съесть?

— Да. Что-то подсказывает мне, что я лишусь аппетита. — Она улыбнулась. — В любом случае я не очень люблю сыр.

— Итальянскому таледжо не повезло, — пробормотал Ричард.

Он открыл винный шкаф — это оказался погребок с климат-контролем. В левой части — комнатная температура, в правой — холод.

— Красное или белое? — спросил он.

— Ни то ни другое, — с сожалением ответила она. Один лишь взгляд на покрытые капельками бутылки вызвало у нее ассоциацию с морскими брызгами. — Я на работе.

— Сейчас не на работе, — возразил он. — На полтора часа мы с вами в умелых руках капитана Макса Фарроу, чьи полномочия согласно международному морскому праву главенствуют над вашими служебными обязанностями. — И извлек запотевшую бутылку из шкафа.

Большое искушение — позабавиться всей этой гламурностью хоть чуть-чуть. Взять бокал, удобно устроиться на кожаном диване, насладиться приятно зазвучавшей в ушах музыкой ветра и повести себя так, будто они вовсе не чужие друг другу. Побеседовать, как обычные люди. Притвориться. Во всем притвориться.

— Ну разве что один бокал, — согласилась она. — Спасибо.

Ричард налил белого вина в бокал и передал ей.

Проба вина прошла в неловком молчании.

— Пойдемте, я проведу для вас экскурсию, — наконец произнес он и улыбнулся, но как-то неискренне.

Мила не услышала мелодичных звуков и не вдохнула запаха сладкой ваты, а раньше блеска безукоризненно ровных зубов было достаточно для внутренней гармонии. Не может быть, чтобы он волновался так же, как она. Неужели он сознает, что все это — показуха, игра?

Но для него это не игра, разумеется. Это его жизнь.

Мила встала.

— Спасибо, Ричард.

— Рич, — настойчиво поправил ее он. — Пожалуйста. Ричардом меня называют исключительно коллеги.

Она, разумеется, не коллега, но теперь невозможно обращаться к нему по-другому, не обидев. Еще больше не обидев.

— Прошу вас, Мила. Думаю, вам понравится «Портус».

— Спасибо, Рич. Я с удовольствием все осмотрю.

«Рич»… Странно услышать, как губы это произнесли, и в то же время раздражения она не ощутила. Звучит, правда, глухо, но привыкнуть можно.

Он показал Миле гидроцикл, закрепленный в задней части судна, морскую байдарку, водные лыжи — все, что нужно мужчине для приятного времяпрепровождения на воде. Но она не увидела ничего, что указывало бы на подводные развлечения.

— У вас нет никакого снаряжения для дайвинга? — удивилась Мила.

— У меня хватает дел и на поверхности, — прозвучал моментальный ответ.

Она сразу заметила недоговоренность в его словах. Что-то мешает ему сказать правду. Может он чего-то стыдится? Но Миле не нужны ее сверхспособности, чтобы почувствовать — подгонять его, побуждать к откровенности не стоит. Поэтому во время осмотра «Портуса» она почти ничего не говорила.

На катамаране было три зоны обитания: кормовая палуба, которую она уже видела, камбуз и невероятных размеров спальное помещение, занимавшее носовую часть, с панорамными окнами, под которыми были встроены шкафы черного дерева. Мила провела пальцем по черной, без единой пылинки, поверхности стола с дорогим лэптопом. Здесь же располагались невысокие книжные полки и мини-бар, а центральную часть занимала кровать с черным покрывалом и подушками. Все просто дышало чувственностью и не потому, что преобладал черный цвет.

У Милы под форменной рубашкой загорелась кожа. Легко представить Рича здесь, в этой обстановке.

— А где же широкоэкранный телевизор? — спросила она, ища глазами последний штрих.

— Я велел его убрать. Когда я здесь, мне не до просмотра телевизионных программ.

Мила повернулась к нему лицом:

— Это оттого, что здесь в первую очередь кабинет, а потом уже спальня?

Едва успев произнести эти слова, Мила пришла в ужас от своей дерзости. Говорить с клиентом о том, где он предпочитает спать, это не только непозволительно, это… ужасно.

— Простите, — поспешно извинилась она.