– Нам надо спуститься к Круглому Провалу!

Мечник мрака повернулся и быстро пошел по тропе, лепившейсяк скале. Он двигался уверенно, презрительно игнорируя бездну слева. Порой тропасужалась настолько, что приходилось прижиматься спиной к скале. Чимодановпыхтел. Евгеша часто дышал. Одна Ната, как замечал Меф, двигалась легко иуверенно, без страха, как кошка, заглядывая в провал.

– Девушки боятся высоты, когда им это выгодно. И визжатпри виде крысы лишь при наличии вблизи симпатичного поклонника, которому нужнодать шанс проявить мужество, – сказала Улита.

Буслаев кивнул. Он вдруг понял, что его смущает. Телодвигалось оторванно от пространства. Действия и ощущения не были большесвязаны, а существовали независимо друг от друга. Так бывает во сне, когда тызнаешь, что сделал что-то – например, пошел и взял некий предмет, – ипринимаешь это как данность, хотя отлично понимаешь, что никуда не шел и ничегоне брал, а просто ускорил сон, чтобы быстрее дойти до самого интересного.

– Тартар – тормознутое местечко. Предметы здесь неотбрасывают тени. Это не совсем удобно, например, когда отражаешь нападениесзади. Звуки тут тоже чуть запаздывают. На доли секунды, но все же. В бою этостоит учитывать, – произнес Арей, не оборачиваясь.

Меф привык уже к его способности считывать мысли, хотя иостерегался ее.

– С ощущениями та же история. Порой бывает, что гостятут убивают, сносят ему голову ударом сзади, а он узнает об этом лишь черезминуту… Потусторонний мир все же. Душа и тело здесь существуют хотя и рядом, нонезависимо друг от друга, – подумав, добавил мечник.

Мошкин остановился и с тревогой уставился на что-то. Справа,примерно на уровне лица, Меф увидел прорубленное в скале отверстие. Изотверстия доносились рокот огромной толпы, отдаленные вопли, всхлипы. Буслаевосторожно заглянул. Взгляд его зацепил край пещеры. По ее дну, точно песчаныеволны, прокатывались людские толпы. Серые клубки, состоящие из тысяч и тысячлюдей, едва различимые сверху, сталкивались и рассыпались.

Ноздри у Наты хищно раздулись.

– Что это? – спросила она.

– А… здесь держат истеричек. Их давно бы сплавили вНижний Тартар, чтобы не вопили, но они нужны, чтобы накладывать бешенство навновь выкованное оружие. Лучше тут не задерживаться, а то накрутят еще передбоем! – небрежно сказал Арей.

Он даже не заглянул в отдушину.

После очередного поворота тропа расширилась, и Меф увиделвнизу, метрах в ста, долину. Долина была круглой или, скорее, овальной формы,будто чудовищной мощи кулак, ударив с небес, продавил в сплошной скале глубокоевертикальное отверстие.

Спускаясь по выбитым в камне ступеням, Меф заметилнебольшую, пестро наряженную толпу. По аналогии с недавно увиденным онприкинул, не состоит ли она из сбежавших истериков и истеричек, но почти сразупонял, что ошибся. Нарядная толпа была окружена плотной цепью стражей из личнойгвардии Лигула. Кроме внутренней цепи, была еще одна, внешняя, более редкая.

Стражи этой цепи сидели верхом на драконах с головамистервятников, когтистыми, как у гандхарвов, лапами и длинным, тонким хвостом.Драконы были неподвижны. Лишь красный, цепкий зрачок сужался, отмечая всевокруг, и край хвоста царапал скалы. Задержав на них взгляд, Меф решил, чтоужас рождает не тот, кто велик и страшен, но тот, в ком много сосредоточеннойненависти.

«А я-то думал, только Депресняк у нас такой«красивый», – подумал Меф. Сейчас же выходило, что Депресняк был ещелапочка.

* * *

Они подошли ближе. В толпе стражей Меф различил несколькознакомых лиц, но куда больше было тех, кого он видел впервые. НачальникКанцелярии расположился на возвышении в кресле с высокой спинкой. Кресло, какоценил Меф, было двусмысленное. С одной стороны кресло, а с другой, если хорошоприглядеться, трон. Все зависело от воображения и степени подобострастия тех, ктоподходил к Лигулу, чтобы поприветствовать его или поцеловать туфлю. Большаячасть собравшихся все же предпочитала воспринимать кресло Лигула как трон. Непотому ли столько глаз теперь испытующе косились на Мефодия? «Интересно, какщенок относится к тому, что на его престоле сидит наместник?» – читалось вовсех этих маслянистых глазках.

Гервег, молодой секретарь Лигула, с ложно-скромным видомсидел на верхней ступеньке трона. По его губам скользила порой улыбка, котораядолжна была объяснить бонзам мрака, кто на самом деле главный в этомлягушатнике. Однако опытные бонзы не завидовали Гервегу. Находиться слишкомблизкок начальству опасно, как опасно пытаться оседлать солнце. Кто знает, что будетзавтра? Не вспорхнет ли отрубленная голова бывшего фаворита на шест?

Дистанция – вот что правит миром. Лучше держаться рядом, ноне слишком близко – такая позиция устойчивее. И спишь спокойно, и просыпаешьсяв своей постельке. Эта мысль читалась на всяком лице бывалого стража.

Возле Лигула, справа от его двусмысленного кресла, стоялавысокая девушка. Алое платье подчеркивало матовую бледность лица. Только пухлыегубы пунцовели кровавым росчерком.

– Кто это? – быстро спросил Меф у Улиты.

– Прасковья, воспитанница Лигула, – шепнулаведьма.

– У Лигула есть воспитанница? – не поверил Меф.

В его представлении глава Канцелярии мрака был не из тех,кто берет на попечение сироток.

– Двенадцать лет назад он принес ее ребенком изВерхнего Мира. С тех пор она ни разу не видела солнца. Это первый человеческийребенок, воспитанный в Тартаре, – сказала Улита.

– Она странная. И смотрит непонятно.

– Я думаю. Вы первые люди, кого она видит, если несчитать меня. Ну первые живые, во всяком случае.

– Двенадцать лет назад? Она выглядит старшедвенадцати, – задумчиво сказал Меф.

Он не мог оторвать от нее взгляд. В зыбком свете Тартаравоспитанница Лигула была похожа на черту, смело проведенную алой тушью. Улитапонимающе улыбнулась. «Тут и без девчонки есть о ком спросить, а ты спрашиваешьо ней!» – говорила ее улыбка.

– Ребенком не означает младенцем. Думаю, она примернотвоя ровесница. Теперь ты счастлив? – ехидно поинтересовалась ведьма.