Однако опущенная гортань стала менее эффективно выполнять свою изначальную функцию. Она создавала слишком обширное пространство в задней части ротовой полости и тем самым подвергала людей риску удушья. Мы можем подавиться, если попытаемся проглотить слишком большой кусок. Причиной могут стать и мелкие куски, которые мы глотаем слишком поспешно или небрежно. Sapiens стал единственным животным и единственным среди других видов людей, кто способен подавиться едой и умереть.

Как ни парадоксально и ни печально, но изменения, которые позволили нашим предкам опередить в развитии другие виды животных и за счет этого выжить, – овладение огнем и приготовление пищи, мозг колоссальных размеров, способность общаться с использованием широкого спектра звуков – все больше перекрывали дыхательные пути во рту и горле и затрудняли дыхание. В дальнейшем, намного позже, в результате такого развития возникла даже опасность подавиться самим собой и умереть во сне от храпа[1].

Для ранних людей это не имело большого значения. На протяжении десятков тысяч лет наши предки прекрасно дышали, несмотря на свой нос, голос и большой мозг, которые помогли им завоевать мир.

* * *

После визита к Эванс я часто думал о наших волосатых предшественниках, которые заселили скалистые африканские побережья, научились произносить первые звуки своими подвижными губами, легко дышали своими огромными ноздрями и уплетали жареных кроликов своими совершенными зубами.

И сравните их с теперешним мной: я лежу со своими недоразвитыми челюстями под светильником на светодиодах, уставившись в страницу «Википедии» на своем телефоне, посвященную Homo floresiensis, и жую кривыми зубами питательный батончик, кашляя, чихая и дыша с присвистом через рот, так как мой нос заблокирован.

Второй день стэнфордского эксперимента по дыханию ртом клонится к вечеру. Я лежу в кровати с силиконовыми затычками в носу, закрепленными клейкой лентой. Вот уже несколько дней как я перебрался в ту часть дома, которая обычно предназначается для приезжающих родственников и друзей. У меня было ощущение, что я со своим ротовым дыханием буду действовать на нервы жене. И вот я лежу здесь, беспокойно ворочаясь, и не могу заснуть, а моя голова забита мыслями о пещерных людях. Хорошо, что я переселился…

К моему запястью прикреплен прибор не больше спичечного коробка для измерения частоты пульса и содержания кислорода в крови. От него отходит красный проводок, который обмотан вокруг среднего пальца. Каждые несколько секунд прибор измеряет частоту пульса и уровень кислорода. По этим данным можно судить, насколько часто у меня прекращается дыхание из-за того, что язык не помещается в слишком маленькой ротовой полости. Обычно именно по этой причине чаще всего и возникает сонное апноэ.

Чтобы оценить степень своего храпа и апноэ, я скачал на телефон приложение, которое по ночам записывает звуки и каждое утро представляет поминутный график дыхания. Ночная видеокамера, установленная прямо над кроватью, фиксирует каждое движение.

Воспаление в горле и полипы тоже вносят свой вклад в апноэ, не говоря уж о заблокированном носе, однако никто не представляет себе, насколько быстро могут наступить негативные последствия и какова будет их тяжесть. До сих пор никто этого не проверял.

Прошлой ночью, которая стала первой в этом эксперименте, продолжительность моего храпа выросла на 1300 процентов и составила 75 минут за ночь. У Ольсона показатели были еще хуже. Продолжительность его храпа увеличилась с нуля до четырех часов и десяти минут. Кроме того, у меня вчетверо возросло количество случаев ночного апноэ. А ведь прошли только сутки.

И вот я опять лежу и пытаюсь расслабиться, но мне это удается с трудом. Каждые 3,3 секунды очередная порция неотфильтрованного, не увлажненного и не подогретого воздуха поступает внутрь организма через рот, высушивая мой язык, раздражая горло и легкие. А мне еще предстоит сделать 175 тысяч таких вдохов.

В 8:15 ко мне через боковую дверь пристройки, где я сейчас размещаюсь, врывается Ольсон. «Доброе утро», – кричит он. В носу у него торчат силиконовые шарики. Он одет в тренировочные штаны и толстовку от Abercrombie & Fitch.

Ольсон снял на месяц квартиру через дорогу от моего дома. Это близко, чтобы можно было заскочить ко мне в гости в пижаме, но все же достаточно далеко, чтобы попасться кому-нибудь на глаза по пути и прослыть последним чудаком. Его лицо, когда-то загорелое и веселое, сейчас выглядит исхудавшим и имеет землистый цвет. Он похож на актера Гэри Бьюзи, фотографию которого полиция распространила для розыска. У него такое же отрешенное выражение лица, как и накануне, и та же самая слегка испуганная улыбка.

Сегодня как раз половина первой фазы эксперимента, в течение которой мы должны дышать ртом. И сегодня, как и в любой другой день, утром, в обед и вечером Ольсон садится напротив меня за стол, и мы начинаем цеплять на себя всякие пищащие и жужжащие приспособления, лежащие кучей на столе, надеваем на руки манжеты, прикрепляем к ушам датчики ЭКГ, всовываем термометры в рот и начинаем записывать в таблицы свои физиологические показатели. Они демонстрируют то же, что и в предыдущие дни: дыхание через рот разрушает наше здоровье.

Мое артериальное давление выросло в среднем на 13 пунктов по сравнению с тем, что было до эксперимента, и это позволяет записать меня в гипертоники I степени. Если ничего не предпринимать, то хронически высокое давление, которым вместе со мной страдает одна треть населения США, может вызвать инфаркт, инсульт и другие серьезные проблемы. Вариабельность сердечного ритма говорит о степени сбалансированности нервной системы, и резкое падение этого показателя свидетельствует о том, что мой организм испытывает стресс. При возросшем пульса температура тела снизилась, а ясность мышления вообще находится на глубоком дне. Показатели Ольсона похожи на мои.

Но самое худшее во всем этом – это наше самочувствие, ведь оно ужасное. И с каждым днем становится все хуже. Каждый день в одно и то же время Ольсон заканчивает свой последний тест, стягивает дыхательную маску, встает и засовывает силиконовые затычки чуть глубже в ноздри. Надев футболку, он произносит «Встретимся позже» и выходит из комнаты. Я киваю и смотрю, как он, шаркая шлепанцами, переходит улицу.

Последняя часть испытаний – еда – происходит в одиночестве. На протяжении обеих фаз эксперимента мы будем есть одну и ту же пищу в одно и то же время и при этом записывать показатели содержания сахара в крови. Кроме того, мы должны проходить за день одно и то же количество шагов, чтобы посмотреть, в какой степени дыхание через рот и нос влияют на вес тела и метаболизм. Сегодня моя еда состоит из трех яиц, половинки авокадо, ломтика ржаного хлеба и чашки китайского красного чая. А это значит, что через десять дней я снова буду сидеть на кухне и есть то же самое.