Порой, как бы мы ни старались, нам никак не удавалось раздобыть достаточно денег. Мы таскали на спинах мешки на рынок, где покупатели подходили, вертели овощи в руках и отходили, ничего не купив; так на своем горестном опыте мы узнавали, что пользуется спросом, а что нет. Выгоднее всего было продавать пшеницу и ячмень. Лук тоже расходился, но не так хорошо. Несколько лет мы скармливали перезрелые помидоры скотине, только чтобы избавиться от них.

И все же, несмотря на все трудности и лишения, я никогда не хотела жить нигде, кроме Кочо. Пусть зимой улицы и заливала грязь, но зато не нужно было идти далеко, чтобы повидаться с любимыми людьми. Пусть жара летом и удушала, но зато мы все вместе спали на крыше, где можно было разговаривать и шутить с соседями, спавшими на своих крышах. Пусть работать на ферме было тяжело, но мы зарабатывали достаточно для простой и счастливой жизни. В детстве я так сильно любила свою деревню, что мастерила миниатюрный Кочо из старых коробок и всякого мусора. Вместе с Катрин мы заселяли эти дома самодельными куклами и женили их между собой. Конечно же, перед каждой свадьбой куклы-девушки посещали роскошную парикмахерскую, сделанную из пластикового ящика из-под помидоров.

Но самое главное – я никогда по своей воле не покинула бы Кочо, потому что там жила моя семья, которая сама представляла собой маленькую деревню. У меня было восемь братьев. Старший, Элиас, был мне как отец. Хайри первым устроился служить в пограничную охрану, чтобы помочь прокормить нас. Писе отличался упрямством, но ни за что бы не позволил, чтобы с нами случилось что-то плохое. Масуд стал лучшим механиком (и одним из лучших футболистов) в Кочо, а его брат-близнец Сауд держал небольшую лавку. Джало открывал свое сердце всем, даже незнакомцам. Проказник Саид и минуты не сидел на месте, а мечтатель Хезни витал в облаках, но мы все боролись за его внимание. Еще у меня были две сестры – тихая, похожая на мать Дималь и Адки, которая могла поспорить с братьями, чтобы ей позволили сесть за руль пикапа. А рядом жили мои единокровные братья Халед, Валид, Хаджи и Наваф и единокровные сестры Халам и Хаям.

Кочо был местом, где моя мама, как всякая хорошая мать в любом уголке Земли, посвятила свою жизнь детям, заботилась о них, кормила и внушала им надежды на лучшее. В последний раз я видела ее в другом месте, но до сих пор, вспоминая, представляю ее именно в Кочо. Даже в самый тяжелый период санкций она старалась дать нам все необходимое. Когда у нас не было денег на сладости, она тратила последние монеты, чтобы мы купили жевательную резинку в местном магазине. Когда в Кочо приезжал торговец одеждой, она упрашивала его продать платья в кредит. «По крайней мере в следующий раз наш дом будет первым, куда он зайдет в Кочо», – шутила она, если кто-нибудь из братьев сердился, что она залезла в долги.

Она сама выросла в бедности и не хотела, чтобы мы выглядели нуждающимися, но деревенские жители все равно помогали нам и давали немного муки или кускуса, если могли. Однажды, когда я была совсем маленькая, мама шла домой с мельницы, и в мешке у нее было совсем мало пшеницы. Ее остановил ее дядя Сулайман и спросил: «Я знаю, тебе нужна помощь, но почему ты ко мне не заходишь?»

Сначала мама покачала головой: «У нас все в порядке, дядя. У нас есть все, что нужно». Но Сулайман настаивал: «У меня есть лишняя пшеница, можешь забрать немного». Так у нашего дома появились четыре канистры пшеницы, из которой мы пекли хлеб два месяца. Моя мать стыдилась, что ей понадобилась помощь, и ее глаза наполнялись слезами, когда она рассказывала об этом случае. Она поклялась сделать все возможное, чтобы мы жили лучше. День за днем она выполняла свое обещание. При взгляде на нее в душе всегда пробуждалась уверенность, несмотря ни на каких террористов. «Бог защитит езидов», – повторяла она нам каждый день.

О моей матери мне напоминает многое. Белый цвет. Хорошая, порой даже острая шутка. Павлин – священный символ езидов и короткие молитвы, которые я мысленно произношу, увидев изображение этой птицы. Каждое утро она просыпалась рано, чтобы испечь хлеб, садилась на низкую табуретку перед тандуром на дворе, делала лепешки и прикрепляла их к стенкам печи, где они раздувались и лопались, готовые к погружению в чашки с расплавленным овечьим маслом.

Каждое утро двадцать один год подряд я просыпалась от звуков «шлеп, шлеп, шлеп» теста об стенки печи и от травянистого запаха масла. Они говорили мне, что мама рядом. Еще в полудреме я подходила к тандуру, и если дело было зимой, то грела руки о печь и разговаривала с ней обо всем – о школе, о свадьбах, о ссорах с братьями и сестрами. Долгие годы я была уверена, что на жестяной крыше нашего душа во дворе откладывали свои яйца змеи. «Я слышала их!» – настаивала я, изображая шипенье. Но мама снисходительно улыбалась мне, самой младшей дочери. «Надия боится мыться одна!» – смеялись надо мной братья и сестры. И даже после того, как мне на голову упала маленькая змейка, из-за чего нам наконец-то пришлось переделать душ, я поняла, что они были правы. Мне никогда и нигде не хотелось оставаться одной.

Отламывая обгорелые края свежих лепешек, я делилась с мамой своими планами на жизнь, которые с каждым разом все усложнялись. Мне уже было недостаточно открыть в нашем доме парикмахерский салон. Нам теперь хватало денег на пудру и тени, популярные в городах за пределами Кочо. Поэтому я собиралась заниматься косметикой, после того как вернусь из средней школы, в которой буду преподавать историю. Мама лишь согласно кивала. «Лишь бы ты не покинула меня, Надия», – говорила она, заворачивая лепешки в ткань. «Конечно, я тебя никогда не покину», – всегда отвечала я.

3

Езиды верят, что перед сотворением человека Бог создал семь высших существ. Их называют ангелами, и они – проявления его сущности. Сотворив Вселенную из осколков разбитой, похожей на жемчужину сферы, Бог послал своего главного ангела, Тауси Малака, на землю, где он принял образ павлина и раскрасил мир яркими цветами своих перьев.

Согласно легенде, Тауси Малак увидел первого человека, Адама, которого Бог создал бессмертным, и усомнился в решении Бога. Если Адаму суждено размножаться, то он, по мнению Тауси Малака, не может быть бессмертным и совершенным. Ему также придется есть пшеницу, а это запрещено. Тогда Бог сказал, что окончательное решение должен принять Тауси Малак. В итоге Адам ест пшеницу, его изгоняют из рая, и в мире рождается второе поколение езидов.

Доказав свою полезность Богу, Ангел-павлин становится посредником между землей с населяющими ее людьми и небесами. В своих молитвах мы часто обращаемся к Тауси Малаку, а наш Новый год выпадает на день, когда он был создан. Цветные изображения павлина украшают многие езидские дома, напоминая нам о том, что мы существуем благодаря его высшей мудрости. Езиды любят Тауси Малака за его бесконечную преданность Богу и за то, что он связывает нас с Богом. Но иракские мусульмане презирают Ангела-павлина и порицают нас за то, что мы молимся ему.

Это больно признавать, и езиды даже не должны произносить таких слов, но многие в Ираке считают, что история об Ангеле-павлине – это история о дьяволе, и называют нас дьяволопоклонниками. Они говорят, что Тауси Малак, главный ангел Бога, – это Иблис, образ дьявола в Коране; наш ангел бросил вызов Адаму и тем самым – Богу. Некоторые цитируют отрывки – обычно из сочинений ученых начала двадцатого века, незнакомых с езидской устной традицией, – в которых говорится, что Тауси Малак был брошен в ад за то, что отказался поклониться Адаму, но это не так.