— Мы должны помнить, что Сумеречные охотники были избраны, — сказал Гораций.

— Мы должны помнить, что у нас есть предназначение. Мы встаем первыми перед лицом зла, и поэтому мы на первом месте. Пусть жители Нижнего Мира заботятся о себе сами. Если мы будем работать вместе, под сильным руководством…

— Но у нас нет сильного руководства, — сказала Джессика Босежурс, одна из друзей Центурионов Зары. — У нас есть Джия Пенхоллоу, и она запятнана ассоциацией своей дочери с фейри и полукровками.

Раздались смешки и хихиканье. Все взоры обратились к Горацию, но он лишь покачал головой.

— Я не скажу ни слова против нашего Консула, — сказал он чопорно.

Больше шепота. Очевидно, притворство Горация о преданности снискало ему некоторую поддержку. Кристина старалась не скрипеть зубами.

— Ее преданность своей семье понятна, даже если она могла ослепить ее, — продолжил Гораций. — Сейчас важны Законы, которые принимает Конклав. Мы должны обеспечить соблюдение строгих правил в отношении жителей Нижнего Мира, строже всего в отношении Честного Народца — хотя в них нет никакой честности.

— Это не остановит Короля Неблагого Двора, — сказала Джессика, хотя у Кристины появилось ощущение, что она не столько сомневается в Горации, сколько хочет побудить его пойти дальше.

— Проблема в том, чтобы не допустить присоединения к делу Короля жителей Нижнего Мира, — сказал Гораций. — Именно поэтому за ними нужно наблюдать и, в случае необходимости, сажать в тюрьму, прежде чем у них появится шанс предать нас.

— В тюрьму? — переспросила Трини. — Но как?

— О, есть несколько способов, — сказал Гораций. — Например, на острове Врангеля можно удерживать множество Нежити. Важно то, что мы начинаем с контроля. Обеспечение выполнения соглашений. Регистрация каждого жителя Нижнего Мира, их имена и расположение. Разумеется, мы начнем с фейри. — Прозвучал гул одобрения.

— Нам, конечно, понадобится сильный Инквизитор, чтобы принять и обеспечить соблюдение этих законов, — сказал Гораций.

— Тогда пусть это будешь ты! — выдохнула Трини, плача. — Мы потеряли Меч Смерти и Инквизитора сегодня; давайте по крайней мере заменим одного. У нас есть кворум — здесь достаточно Сумеречных охотников, чтобы выдвинуть Горация на должность Инквизитора. Мы можем провести голосование завтра утром. Кто со мной?

Крики «Дирборн! Дирборн!» наполнили зал. Кристина держалась за перила балкона, у нее в ушах звенело. Это не могло произойти. Не могло. Трини не такая. Друзья ее матери не были такими. Это не могло быть настоящим лицом Совета.

Она вскочила на ноги, не в силах вынести еще секунды этого, и выбежала из

галереи.

* * *

Комната Эммы была маленькой и окрашена в неуместно яркий оттенок желтого. Белоснежная кровать с балдахином занимала все пространство. Эмма потянула Джулиана к ней и, осторожно усадив его, пошла, чтобы запереть дверь.

— Зачем ты закрыла дверь? — Джулиан поднял голову. Это было первое, что он сказал после того, как они покинули комнату Тая.

— Тебе нужно немного уединения, Джулиан. — Она повернулась к нему. Боже, то, как он выглядел, разбило ей сердце. Кровь покрывала его кожу, она потемнела на его жесткой одежде, высохла пятнами на ботинках.

Кровь Ливви. Эмма жалела, что не была ближе к Ливви в эти последние мгновения, не обращала на нее больше внимания, что беспокоилась о Когорте, о Мануэле, Заре и Джессике, о Роберте Лайтвуде и изгнании, о своем собственном разбитом, испорченном сердце. Она хотела бы еще раз обнять Ливви, удивляясь, какая она высокая и взрослая, как изменилась по сравнению с пухлым малышом, которого Эмма помнила в своих самых ранних воспоминаниях.

— Не надо, — грубо сказал Джулиан.

Эмма подошла ближе к нему; она не могла остановиться. Ему пришлось посмотреть вверх, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Не надо чего?

— Винить себя, — сказал он. — Я чувствую, что ты думаешь о том, как ты должна была сделать что-то другое. Я не могу впустить такие мысли к себе в голову, или я разорвусь на куски.

Он сидел на самом краю кровати, как будто не мог вынести мысли о том, чтобы лечь. Эмма очень нежно коснулась его лица, провела ладонью по его челюсти. Он вздрогнул и крепко схватил ее за запястье.

— Эмма, — сказал он, и в первый раз в своей жизни она не могла прочесть его голос, он был низким и темным, грубым, без злости, желающим чего-то, но она не знала, чего.

— Что я могу сделать, — выдохнула она. — Что я могу сделать, я твой парабатай, Джулиан, Я должна помочь тебе.

Он все еще держал ее за руку; его зрачки были широкими дисками, превращая сине-зеленые радужки в ареолы.

— Я строю планы шаг за шагом, — сказал он. — Когда все кажется подавляющим, я спрашиваю себя, какую проблему нужно решить в первую очередь. Когда она решается, берусь за следующую. Но я не могу даже начать делать это сейчас.

— Джулиан, — сказала она. — Я твой парабатай. Послушай меня. Это первый шаг. Встань.

Он прищурился на мгновение, затем с трудом встал на ноги. Они стояли близко друг к другу; она чувствовала его тепло и напряженность. Она стянула куртку с его плеч, затем потянулась и схватила его за рубашку. Текстурой, она напомнила ей клеенку, липкую от крови. Она потянула ее, и она разорвалась, оставшись свисающей с его рук.

Глаза Джулиана расширились, но он не сделал ни одного движения, чтобы остановить ее. Она сорвала рубашку и бросила ее на землю. Она наклонилась и стянула с него окровавленные ботинки. Когда она встала, он смотрел на нее, с приподнятыми бровями.

— Ты действительно собираешься сорвать с меня штаны? — сказал он.

— На них ее кровь, — сказала она, почти задыхаясь от этих слов. Она коснулась его груди, почувствовала, как он втягивает воздух. Ей казалось, что она может чувствовать неровные края его сердца под мышцами. На его коже тоже была кровь: пятна крови остались на шее, плечах. Места, где он прижимал к себе Ливви.

— Тебе нужно принять душ, — сказала она. — Я подожду тебя.

Он слегка коснулся ее челюсти кончиками пальцев.

— Эмма, — сказал он. — Мы оба должны быть чистыми.

Он повернулся и пошел в ванную, оставив дверь широко открытой. Через мгновение она последовала за ним. Он оставил свою одежду в куче на полу. Он стоял в душе в одних трусах, позволяя воде стекать по его лицу и волосам.

Тяжело сглотнув, Эмма разделась до нижнего белья и шагнула за ним. Вода была обжигающе горячей, наполняя небольшое каменное пространство паром. Он стоял неподвижно под брызгами, позволяя им прочерчивать на его коже бледно алые полосы.

Эмма потянулась к нему и понизила температуру. Он молча наблюдал, как она берет кусок мыла и мылит его между ладоней… Когда она положила свои руки на его тело, он резко вдохнул, словно это было больно, но он не сдвинулся ни на дюйм.