На следующий день нам опять было к третьему уроку. К счастью, я в последнюю минуту прочла об этом в чате нашего класса. Ура, можно выспаться как следует! Мне это было жизненно необходимо, потому что из-за книжки ночь опять пошла коту под хвост. Я прочитала пять страниц и не могла уснуть целую вечность. А едва задремала, меня разбудил вой пылесоса.

Я соскочила с кровати и побежала по лестнице вниз. Готова была наорать на любого, кто попадется мне под руку. В коридоре перед закрытой дверью на кухню я опять увидела толстые ножищи, на этот раз в черных легинсах. В трубе пылесоса подозрительно затрещало: похоже, он только что засосал мои любимые сережки-гвоздики.

— С добрым утром, папина дочка!

— Что вы здесь делаете?

— Папа меня прислать, — широко улыбаясь, Мария пропылесосила вокруг меня.

Я поспешно юркнула на кухню и захлопнула за собой дверь. И обнаружила, что я не одна. За столом сидела мать в футболке и красных стрингах и пила кофе. Коробочка с сахарозаменителем в ее руке дрожала.

— Мама, ты уже встала! — я смущенно покосилась на ее тощие синеватые ноги, которые она сцепила под стулом. — Что тут у нас творится?

— Подарок от твоего отца. — Мама отхлебнула кофе и посмотрела на меня. — Ты же сказала ему, что я не в состоянии ухаживать за тобой и за домом.

— Не говорила я такого!

— Да без разницы. Это чистая правда, — она мутным взглядом посмотрела в чашку. Я плеснула в стакан воды, без особой надежды заглянула в холодильник и под громогласное урчание желудка плюхнулась напротив матери.

— Она будет приходить четыре раза в неделю, — сказала мать таким тоном, будто у нас кто-то умер.

— Ты шутишь.

— И не думаю. Будет прибирать, готовить и гладить.

А что, не так уж это и плохо, подумала я. У меня опять появятся чистые вещи, да и питаться все-таки надо не только шоколадками, морковкой Амели и Петровниным аспирином.

— Мама, — проговорила я, — когда ты в последний раз читала книжку?

Она вздохнула.

— Давно уж. Не помню. Наверное, я тогда была младше, чем ты сейчас.

— И что это была за книжка?

— Про приключения близняшек Ханни и Нанни. А потом еще какая-то. Про любовь.

— А у тебя когда-нибудь возникало чувство, что книжка — про тебя?

Она пожала плечами.

— Скорее наоборот. Мне всегда хотелось, чтобы все эти захватывающие события произошли со мной.

— А вот если ты читаешь книжку и понимаешь, что в ней описывается твоя жизнь?

— Никогда о таком не слышала, — сказала мать. — Такое, наверное, только со знаменитостями бывает.

Может, я знаменитость? Да вроде нет. Ясен пень, она не понимает, о чем я. Наверное, и не стоит ей втолковывать. Если уж у Петровны ум за разум заходит, то у матери точно шансов нет.

— Ты б поела, мам, — сказала я.

— Да-да, хорошо, — механически отозвалась она. Она всегда так отвечала.

Лучше бы ей, конечно, одеться и куда-нибудь сходить, подумала я. Погулять, там, или шмоток прикупить, или в спортзал. Ну, что она там делала, когда папа жил с нами? Почему бы ей не пособирать зимнюю обувку и ползунки для беженцев? А потом выпить кофейку в уличном кафе, пока еще не слишком холодно. Я уже начала воображать, какое бы мама купила платье, как вдруг она повернулась ко мне.

— Ты ее видела?

— Кого?

— Ну эту.

Сперва я хотела прикинуться дурочкой. Но было бы жестоко заставлять мать объяснять мне то, до чего я давно допетрила сама. Ну, почти сама: понятно, книжка мне малость подсобила. Мать имела в виду Алисию.

Я отвела глаза и кивнула.

— И? Какая она из себя?

— Коричневая.

— Что?

— Коричневая.

Мать заморгала.

— Ты о цвете кожи?

— О чем же еще.

— И, конечно, молодая и красивая, — сказала мать.

— Ты красивей, — соврала я. — А главное, стройнее.

Мать просияла.

На немецком фрау Майер решила обсудить встречу с Леей Эриксон:

— Расскажите о ваших впечатлениях.

Лес рук. Я быстренько покосилась на свою сумку: растяпа, бросила ее открытой, не дай бог кто увидит, что у меня там за книжка лежит!

— Силас, иди к доске, будешь записывать разные точки зрения, — распорядилась фрау Майер.

Силас перемахнул через парту, долго искал маркер, наконец нашел и приготовился писать.

— Скучища.

— Странная баба.

— Ничо не понятно.

— Эй, помедленнее! — буркнул Силас.

— Фигня для девчонок.

— Ничего подобного. Я девчонка, а все равно заснула.

— Еще бы, она так мямлила.

— Чучело чучелом, буду я ее слушать!

Петровна достала телефон, быстренько сфоткала список на доске.

И подняла руку.

— Да?

— У меня вопрос, — неспешно проговорила она. — Почему мы пошли на встречу именно с этим автором?

— Только туда еще можно было записаться, — ответила фрау Майер. — Я слишком поздно узнала о «Неделе книги».

Повернувшись к доске, она некоторое время созерцала написанное.

— М-да, камня на камне не оставили. Тебе нехорошо, Ким Йозефина?

Вопрос застал меня врасплох. Мне правда было дурно и тошно, но я надеялась, что по мне это не видно.

— Все в порядке, — прохрипела я.

— Жаль, жаль, — сказала фрау Майер. Нацепив очки, она снова обозрела доску. — Мне бы не хотелось, чтобы вы при таком мнении и остались. Давайте дадим книге шанс и прочтем ее целиком.

Тут мне вконец поплохело.

— НЕ-Е-ЕТ! — завопили все хором. И я тоже.

— ТИХО! — рявкнула фрау Майер, перекрикивая гам. — Всем читать не надо. Прочитает кто-нибудь один. И сделает доклад. Оценка за него повлияет на четвертную. Легко заработать пятерку. Ну что? Некоторым это может очень даже пригодиться.

Класс притих. Я чувствовала, что вот-вот грохнусь в обморок. И подняла палец.

— Я!

— Ким Йозефина? — фрау Майер смерила меня одобрительным взором. — Да-да, помню, книга произвела на тебя впечатление. Я так и думала, что ты захочешь ее прочесть. Ну вот и славно. Может, кто-нибудь составит Ким компанию? — она воззрилась на Петровну. Как будто мы сиамские близнецы. Как будто без Петровны я с докладом не справлюсь. Петровна вопросительно взглянула на меня. Я покачала головой. По сторонам посмотреть я не догадалась.