— Все чокнулись, — ответила я.

— Да неужели?

— Я ездила к отцу. Он нашел себе черную.

— В смысле?

— Женщину с темной кожей. Зовут Алисия.

— И? — недоумевала Петровна. — Ты что, черных никогда не видела?

— Ну, во всяком случае, не у себя дома.

— А она и не у тебя дома. А как же Амели?

Тут я почесала в затылке. Амели сидела за мной в школе и часто делилась со мной ломтиками свежей морковки, которую мама-кенийка каждый день давала ей с собой. Иногда она даже бывала у меня — когда у Петровны не было времени пинать со мной балду.

— Амели не в счет, — решила я. — Я ее сто лет знаю. А у этой бабы шуры-муры с отцом.

— Ну, вот в этом-то все и дело, а вовсе не в цвете кожи.

— Ну ты и зануда!

— А ты расистка.

— Ну хватит, Петровна. Ты только вообрази: а вдруг у меня будет сестричка-негритянка? Или братик?

— Прелесть, — умилилась Петровна.

Мы пошли на кухню и сделали «горячий лимонад» из лимона, который она принесла, — по чашке на рыло. И в каждой чашке растворили по аспиринке: Петровна считала, что это полезно для сосудов и помогает от простуды, даже если ты еще не простудился. Чашки оказались такие горячие, что пришлось сперва их остудить, и некоторое время они дымились на подоконнике.

Наконец Петровна взяла свой «лимонад» и отхлебнула. И посмотрела на меня поверх чашки.

— А с чего ты взяла насчет братика-сестрички? Она что, беременна?

— В книжке написано, что да, — пробормотала я. — А ведь я понятия не имела, что отец себе кого-то завел. Он нам ни слова не сказал, понимаешь? Я думала, ему просто осточертело жить с мамой и поэтому он ушел. Мне книжка об отце рассказала больше, чем он сам.

Петровна, похоже, про книжку уже и думать забыла. Я достала Леин томик и помахала у нее перед носом. Она вздохнула.

— Опять ты со своей книжкой.

— Да это жесть какая-то, а не книжка! — воскликнула я.

— Ну сожги ее.

Но от одной мысли о подобной расправе мне сделалось жутко.

Поскольку Петровна никак не могла взять в толк, в чем дело, я села рядом и принялась объяснять все с самого начала. Медленно и по порядку. Что Лея в библиотеке озвучивала вещи, которые заставили меня насторожиться. Подробности моей жизни. То, что я говорю или вообще только думаю. Она описала в книжке точно такую же девчонку, как я. Родители недавно развелись. У отца шашни с американкой, которую в книжке зовут Трисия, и она уже ждет ребенка. Мать морит себя голодом.

Глаза Петровны заблестели любопытством.

— А про меня там тоже есть?

— Пока что нет. Но я только начало прочитала.

— Почему?

— Да потому что мне стремно! Я читаю, а оно сбывается! Может, если я читать не буду, оно и сбываться перестанет?

— Ничего не понимаю, — вздохнула Петровна.

Тут надо сказать, что Петровна обычно понимает не только очень многое, но и очень быстро. Моя мать все не может простить ей драк в первом классе и считает ее асоциальной, но Петровна и тогда была в десять раз умней меня.

Мать этого до сих пор не желает признавать. И все припоминает, как Петровна в начальной школе уверяла, будто бы ее отец официально числится поваром, а на самом деле торгует наркотиками. Петровна рассказала это мне, а у меня хватило глупости поинтересоваться у родителей, все ли повара варят наркотики.

Отец Петровны носил очки с толстенными стеклами, и вид у него был такой, будто при необходимости он вполне может смастерить из яйцеварки атомную бомбу. Естественно, разговор про наркотики не обошелся без последствий: теперь не только Петровне не разрешалось приходить ко мне домой, но и мне запретили приближаться к ее жилищу.

Очков, как у отца, у Петровны не было, но соображала она шустро. Могла не готовиться к урокам и все равно получала одни пятерки. Но книжку про себя саму ей никогда читать не доводилось, поэтому тут доходило до нее туго. Если у человека такого опыта нет, трудно объяснить, каково это.

— Ты вообще когда-нибудь книжку в руках держала? Кроме этой? — осведомилась Петровна и ехидно захихикала.

Меня передернуло. Этот вопрос живо напомнил мне о разговорах, которые мы иногда вели вечерами, в кромешной тьме, не видя друг друга. Какого мальчика ты мечтаешь поцеловать? Над каким фильмом ты плакала в последний раз? А правда, что ты до сих пор ни одной книжки…

Я напрягла память.

— Отец мне раньше сказки читал. Но это, наверное, не считается. В школе мы, помнится, какую-то книжку читали, там что-то про Гитлера было.

— А для себя? Дома?

— Да ты ж сама знаешь. У меня никогда на это времени не хватало, — ответила я.

— Чем же ты была так занята?

— Это что, допрос? Музыку слушала. Верховой ездой занималась. На турниках зависала. С тобой гуляла. Да что я тебе рассказываю, ты же всегда со мной.

— И все-таки я потрясена! — заявила Петровна. — Давай мне свою дурацкую книжку, я ее прочитаю и тебе перескажу.

В первую секунду мне показалось, что это отличный выход и Петровна поступает как настоящий друг. Жертвует, между прочим, собой. Но тут же я подумала, что как-то это неправильно. Вот прочитает она эту книжку и первой узнает подробности, которые касаются только меня. Этого я допустить не могла. Если кто-то из нас и прочтет эту книгу, то я. Я ее из рук не выпущу.

— А вдруг там написано, что я умру, — сказала я.

Петровна тут же попыталась открыть книжку на последней странице, но я вырвала томик у нее из рук. Сунула под подушку и плюхнулась сверху.

Петровна смотрела на меня с состраданием.

— Скоро ты перестанешь быть бедненьким избалованным единственным дитяткой, — сказала она. — Ты же всегда хотела братика или сестричку.

— Это пока я с твоими не познакомилась, — отрезала я.

Тут я, конечно, приврала. Правду сказать, я никогда в точности не могла понять, сколько у Петровны братьев и сестер: от ее бесчисленной родни у меня голова шла кругом. Но дома у нее обитала не только доставучая малышня, которая выдирала страницы из учебника по географии и складывала из них самолетики. Когда мы были поменьше, Петровну из школы иногда забирал парень, которого она называла Тимуром. Когда Тимур появлялся, я старалась держаться подальше от подруги: опасалась попасть впросак и навсегда остаться у него в памяти красной как рак малолетней дурочкой.

В первом классе Тимур казался мне ужас каким взрослым. Теперь Петровна и сама ужас какая взрослая, и из школы ее давным-давно никто не встречает. Так что Тимура я не видела давно. Однажды я поинтересовалась, куда он запропастился, и Петровна ответила, что он учится на террориста. Мне оставалось тихо надеяться, что он не опалит свои длиннющие ресницы, если у него что-нибудь рванет не по плану.