Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кир достал из пенала предварительно расколотый вдоль карандаш и поддел ногтем блестящий в свете люминесцентных ламп грифель. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что на него никто не смотрит, он отправил несколько кусков графитового стержня в рот. Грифель захрустел на зубах, раскалываясь на мелкие почти безвкусные кусочки. Один из них больно впился в десну, но мальчик не подал виду и продолжал жевать. Проглотить стержень оказалось сложнее, чем он думал, жаль что сегодня они не рисовали акварелью или гуашью, можно было бы запить из стакана с водой для краски. Через пятнадцать минут графит дал о себе знать и Кир почувствовал озноб, пробежавший по всему телу. Ладони вспотели, взгляд затуманился, и голову сдавило тисками боли.
— Павел Сергеевич? — Кир поднял руку и, пересилив страх, обратился к учителю.
— Да? — Преподаватель оторвал взгляд от классного журнала и посмотрел на ребенка через верхний край очков.
— Можно я в медпункт, мне что-то плохо.
Павел Сергеевич чуть сощурил взгляд, привычка всех плохо видящих, посмотрел на стрелки часов и только потом отпустил.
Своего медпункта у сельской школы нет, и всех детей отправляли в поселковую амбулаторию. Невзрачное одноэтажное здание с бледно-синими стенами и белыми решетками на окнах, больше похожее на дом какой-нибудь старушки. В одном из двух кабинетов за облезшим лакированным столом сидит женщина средних лет в белом халате поверх длинного шерстяного платья. Оно внимательно посмотрела на Кира и кивком указала на стоящий напротив нее стул.
— Что у тебя, рассказывай. — Голос у нее оказался очень мягким, как будто проводишь рукой по бархатной подушке.
— Не знаю, на уроке стало плохо. — Кир опустил глаза в пол, ему казалось, что если она посмотрит в глаза, то сразу поймет, что он врет.
Фельдшер встала и подошла. Прикоснулась холодной рукой ко лбу и удивленно вскинула брови. Взяв ртутный градусник из стаканчика на столе, она встряхнула его несколько раз, проверила, где находится столбик и засунула под мышку ребенку. Холодное стекло неприятно обожгло кожу, но быстро нагрелось, и Кир перестал его ощущать. Женщина проверила ему горло, спросила, не болит ли голова, послушала дыхание и прощупала лимфоузлы на шее. После этого она вернулась к себе за стол, и принялась что-то писать в большом журнале с зеленой обложкой. Страх. Опять это чувство. А вдруг она не выпишет ему освобождение от уроков? Тогда его планы сорвутся. Если он все же прогуляет уроки без уважительной причины, то завуч непременно попытается вызвать маму в школу. Но тут врач взяла прямоугольник желтой бумаги, что-то быстро написала, шлепнула штамп и протянула.
— Отнеси в учительскую и езжай домой, освобождаю тебя на пять дней. Вот еще возьми и передай маме, тут рекомендации по лечению. И одевайся лучше, скоро заморозки обещают.
Благодарно кивнув, Кир вышел из амбулатории.
«Заморозки, еще какие заморозки, вы еще даже не представляете какие, только если я вам скажу, вы же все равно не поверите».
В учительской пусто, все преподаватели на уроках. Кир положил справку на стол классной руководительницы, сверху добавив записку, что он уехал домой лечиться. Прижал все это маленьким глобусом который, стоял на углу стола.
Выйдя из школы, Лесной посмотрел в сторону остановки, с которой обычно уезжает домой. Сегодня, вопреки шаблону, ему нужно совсем в другую сторону. В районном центре он не частый гость, и каждая поездка для него — значимое событием. После того как мама ушла в себя ни разу не выезжал за пределы своего поселка, кроме школы, почти все нужное для жизни можно купить в их селе у приезжающих торговцев-челноков и не вызвать при этом подозрении, ребенок, катающийся один в город на автобусе сразу станет объектом сплетен и домыслов. Остановка почти пуста. Люди, работающие в городе, уехали на ранних рейсах, в середине дня автобуса ждали только те, кто ездил за покупками или просто прогуляться. Рейсовый приехал через двадцать минут, большой красный «Икарус» с белой полосой по боку. Как ни странно, возле входа люди не толпятся, а спокойно подходят к двери по одному и поднимаются по высоким ступеням. Внутри салона темно, окна завешены плотными занавесками с веревочной бахромой по нижнему краю. Сидения обтянуты плотной красной тканью, под цвет самого автобуса, и напоминают домашние кресла.
— Малой тебе куда? — Пожилой водитель с пожелтевшими от сигарет зубами посмотрел на Кира.
— Мне в город.
— А мамка то знает? Ты смотри, ваш школьный проездной тут не действует.
— Я знаю. — Кир чуть поежился, любое внимание все так же вызывало приступы страха. Отсчитав несколько купюр, протянул их водителю и зашагал в салон. Последний пассажир оплатил проезд, дверь закрылась, автобус громко зашипел компрессором и плавно тронулся с места. Удобное кресло, плавный ход, темнота и тишина в салоне. Кир поставил портфель на сидение рядом и устроился удобнее. Междугородний намного комфортнее, чем их старый и убитый школьный. Через полчаса дороги немного разомлел от удобства, и даже позволил себе вздремнуть полчаса. Проснулся от того, что автобус сбавил скорость, и они въехали на широкую асфальтированную площадку перед зданием автовокзала. В салоне потемнело, Кир выглянул в окно и увидел закрывший небо металлический навес над диагонально расположенными перронами. Пассажиры поднялись со своих мест и двинулись к открывшимся дверям. В городе холоднее, чем в селе, из-за больших открытых пространств ветер сильнее и ощутимо продувает даже зимнюю куртку.
От вокзала Кир направился к остановке городского транспорта. Все те же самые «пазики», но уже с номерами маршрутов и в лучшем состоянии, чем их сельский автобус, останавливаются один за другим. Кир вспомнил карту города, прикинул примерный маршрут и выбрал автобус с номером шестьдесят семь, который едет в сторону северного микрорайона. Когда маршрутка выехала на широкое кольцо за городом и остановилась возле промзоны, мальчик вышел из салона и осмотрелся по сторонам. Большая вывеска с яркими синими буквами «НПК Микрон» указывает в сторону асфальтированной дороги, уходящей в глубину однотипных бетонных строений. Тротуара вдоль дороги нет, обычно работники приезжают либо на авто, либо на корпоративном транспорте. Идти пришлось по раскисшей