Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сударыня, мне надо отойти по хозяйственным делам. Вам придется остаться в доме одной.
– Я не заблужусь в коридорах и не собираюсь заглядывать в закрытые комнаты, где хранятся древние и страшные семейные тайны, если ты этого опасаешься.
– Что вы, мне бы это и в голову не пришло, – невозмутимо отвел Люсьен. Ирония в словах Эмили прошла абсолютно незамеченной.
Хотя девушка и без того понимала, что слуга не лучший ценитель хорошей шутки, просто была от природы остра на язык и порой не могла удержаться. Впрочем, родня ее и друзья к этому привыкли и лишь умилялись остроумию девушки. Даже в тюрьме Эмильенна находила повод для шуток, в первую очередь, по поводу своего бедственного положения.
Люсьен ушел, и она осталась одна. Выждав минут десять, девушка, естественно, побежала к входной двери. Надежда на то, что дверь оставили открытой была ничтожна, и все же эта была надежда. И кто бы на ее месте не проверил? Но, увы, как и ожидалось, дверь была заперта. Массивные створки резного дерева были незыблемы, неприступны и равнодушны. Разозлившись от неудачи, пусть и ожидаемой, Эмили решила отомстить хозяевам как могла. Несмотря на обещание не заглядывать в закрытые комнаты, она занялась именно этим. Половина комнат пустовала, некоторые были обставлены с большим вкусом, подобно той, что стала ее пристанищем, но было видно, что посещают их лишь за тем, чтобы провести уборку. По-настоящему жилыми в доме были лишь несколько комнат – столовая, гостиная, кабинет, библиотека и спальня Армана.
Спальню девушка решила осмотреть подробнее. Комната, в которой обитает человек может порой много сказать о нем. Но на сей раз, Эмильенне пришлось разочароваться. Ничто в спальне не говорило об индивидуальности и пристрастиях хозяина. Единственным предметом привлекающим взгляд был портрет над кроватью – очень красивая, но надменная женщина лет сорока с высокими скулами, точеными чертами лица и роскошными темными глазами. Несмотря на цвет глаз, сходство с Арманом было очевидно не только в чертах, но также в самом выражении лица, и Эмили без труда догадалась, что портрет принадлежал его матери. Неужели он способен хоть кого-то любить или хотя бы почитать? Эмильенна решила, что чувства к матери делают честь Ламерти, хоть и не искупают прочих его недостатков.
С портрета она невольно перевела взгляд на кровать, в изголовье которой тот висел. Кровать была огромной, покрытой тяжелым алым бархатом, такой же спускался со столбиков роскошным балдахином. Девушка провела рукой по бархатному покрывалу, потом присела на краешек. Ах, какое мягкое, какое манящее ложе! И как же ужасно она не выспалась. Если бы хоть полчасика поспать на этом чуде! А почему бы и нет, в конце концов? Никого нет дома, Люсьен ушел недавно и вряд ли вернется скоро, а Ламерти наверняка опять явится под вечер. В любом случае, она услышит шум внизу и успеет убежать в библиотеку или к себе в комнату.
Эмильенна отдавала себе отчет, что заснуть в чужой постели мало согласуется с правилами приличия, но искушение было велико. Кроме того, в нее словно вселился этакий бесенок, который так и подстрекал сделать хозяевам дома какую-нибудь пакость и остаться безнаказанной. Дома Эмили обожала всяческие проказы, которые, разумеется, сходили ей с рук. Тяжелое время, пришедшееся на ее юность, особенно месяц в тюрьме сделали живую, веселую девушку более разумной, смиренной и глубокомысленной. Но, оказавшись вновь в атмосфере аристократического дома, подобной той, где она росла, Эмили словно начала оттаивать, как распустившийся цветок, засыпанный внезапным снегопадом, начинает оживать, едва лучи весеннего солнца растопят над ним жестокий снег – последнее послание зимы. Прежние, почти заснувшие черты и привычки стали пробуждаться в Эмильенне. И потому она решила позволить себе маленькую дерзость – втайне посмеяться над Ламерти, выспавшись в его постели.
Девушка скинула туфли, но перед тем, как прыгнуть на постель, внезапно встретилась глазами с высокомерной дамой на портрете. Вряд ли мадам де Ламерти одобряла своевольное поведение нахальной гостьи, в глазах ее девушке почудилось негодование.
– И нечего смотреть на меня так сурово, сударыня! Попробовали бы вы провести ночь на моей софе! Между прочим, в доме не мешало бы иметь несколько спален для гостей. Если вашему сыну это невдомек или недосуг этим заниматься, то для вас, как для хозяйки – прямо-таки позор, когда гости не могут выспаться. Так что сами виноваты, – закончив поучать портрет, как ему следовало бы обустроить дом, Эмильенна запрыгнула на кровать и блаженно растянулась на мягких перинах. Через несколько минут девушка уже крепко спала.
Арман вернулся домой раньше Люсьена и, проведя какое-то время внизу, направился в свою спальню, чтобы переодеться. Каково же было его изумление, когда он обнаружил на своей кровати спящую Эмильенну. Некоторое время он просто ошарашено смотрел на девушку, пытаясь собраться с мыслями. Неужели она совсем ничего не боится?! Для такого поступка надо быть либо очень храброй, либо безумной, либо… просто ребенком. Боже, какое же она еще дитя! Ребенок, которого заставили повзрослеть раньше времени. Неведомое доселе Арману чувство шевельнулось в его душе. То была нежность.
Эмили даже спала как-то по-своему, не так как все женщины, которых ему доводилось созерцать спящими. Женщины, которые проводили ночи в его доме, или в домах которых проводил ночи он, даже во сне старались быть чувственными. В каких соблазнительных позах они почивали – запрокинув руки за голову, разметав распущенные волосы по подушке, наиболее эффектно демонстрируя все свои прелести. Ламерти был почти уверен, что способность спать подобным образом – плод долгих изнурительных тренировок, дабы развить в себе умение быть наиболее привлекательной и соблазнять мужчину своим видом даже во сне. Его пленница спала совсем иначе – так спят маленькие дети. Она свернулась клубочком, подложила обе руки под щеку. Длинные распущенные волосы делали всю ее фигуру практически недоступной взору.
Арман присел возле изголовья кровати, и его лицо оказалось совсем близко от лица спящей девушки. Отчетливо слышалось ее мерное дыхание, на щеках играл румянец, а длинные темные ресницы едва заметно трепетали. Молодому человеку захотелось поцеловать эти закрытые глаза, эти щечки, чистый высокий лоб и похожие на лепестки шиповника губы. Но вместо этого он лишь легко провел ладонью по золотистым волосам. От его прикосновения, Эмили вздрогнула во сне и открыла глаза. И тут же вскрикнула, вскочив, как ужаленная. Ламерти словно сам очнулся ото сна, внезапная нежность уступила место обычному сарказму.
– Так, так, так, – насмешливо покачал он головой. – Что за картина открывается моему взору? Вернувшись, желая отдохнуть от праведных трудов, я застаю в своей кровати очаровательнейшее создание. Вы ждали меня, моя милая?
Лицо и руки бедняжки, захваченной на месте преступления порозовели, как небо на рассвете.
– Простите… Я не думала… Я лишь на минутку… Простите! – в полнейшем замешательстве девушка выскочила из комнаты, услышав за своей спиной самозабвенный смех Армана.
Ворвавшись к себе в комнату, Эмили рухнула в кресло, и некоторое время сидела, закрыв пылающее лицо руками. Милая выходка уже не казалась девушке такой невинной и забавной. Напротив, теперь она думала, что ничего глупее и невоспитаннее придумать было нельзя. Она так и сидела, пытаясь унять лихорадочно проносящиеся в голове мысли, когда открылась дверь, и на пороге появился Ламерти с какой-то коробкой в руках. Эмильенна скорее поняла, чем увидела, что это он, поскольку рук от лица так и не отняла, но было очевидно, что Люсьен себе не позволит зайти в ее комнату. Арман опустил коробку на софу и обратился к девушке.