— Твоего тут ничего нет, Шариков, а будешь буянить, полицию вызову. Хулиганство, проникновение в чужое жилище и попытка ограбления. Ты чтишь Уголовный Кодекс, Шариков?

— Прекрати меня так называть! Ты… вы обе…

Дальше последовал такой поток эпитетов в адрес сестер Преображенских, что я закрыла уши руками. Мой Леша, всегда такой вежливый и утонченный, и вот эти вот «жлобы недобитые» и «никому даром не нужные козы»? Мне очень хотелось думать, что здесь какая-то ошибка, но до старческой деменции мне еще очень далеко, а галлюцинациями я не страдаю. К сожалению.

Остаток диалога я не слышала и слышать не хотела. Просто сидела на совершено неромантичном унитазе в совершенно неизящной и неподобающей леди пижаме в клеточку и думала: что же делать, делать-то теперь что? Ни одной мысли в моей пустой голове так и не возникло, кроме «в холодильнике есть банка соленых огурцов, надо принять рассолу перорально».

Об этом я и спросила Янку, едва она отвратительно громко хлопнула дверью, протопала по коридору к двери в туалет и щелкнула задвижкой.

— У нас рассол остался?

— Полная банка. — Янка сочувственно покачала головой и велела: — Иди-ка приляг, я тебе принесу. И прекрати уже тосковать по своему обмы…

— Яна!

— Ладно, захребе…

— Яна!!!

— Ну ладно, ладно. Не стоит этот ушлепок таких эмоций!

— Янка… — я сжала ладонями виски. — Я же просила.

— Говорить правду, только правду и ничего кроме правды, — стояла на своем сестрица. — Ты сама слышала, что он нес, и после этого еще на что-то надеешься? Это, мадемуазель Преображенская, симптомы деменции. В вашем возрасте рановато.

Не споря больше с сестрой, я протиснулась мимо нее на кухню. Сначала лечить абстинентный синдром, а потом уже все прочее.

В качестве прочего, после употребления рассола перорально, Янка приготовила горячие бутерброды с ветчиной, сыром и зеленью — что было вершиной ее кулинарного мастерства. Моего, впрочем, тоже. Сколько раз я пыталась научиться готовить так любимые Лешей фрикасе или хотя бы французский луковый суп, и все без толку. Не дано, и все тут.

После рассола с бутербродами синдром отступил, мозговое кровообращение наладилось, и я задумалась снова: что же теперь делать-то? Семь лет жизни насмарку! Ладно, не совсем насмарку, но все же… Повторять судьбу мамуль не хотелось. Бабули тоже. И прабабушки…

— Преображенская! — рявкнула Янка так, что подпрыгнула не только я, но и тарелка с остатками бутербродов. — А ну прекрати страдать! Ты себя в зеркале видела? Роскошная баба, куда там этим английским леди! А Шариков твой… да мы тебе десяток таких купим! Если понадобится!

— На какие шиши? — мрачно спросила я, не то чтобы соглашаясь кого-то там купить — бр-р, покупать мужчину! Подумать мерзко! — а просто желая сбить Янку с ее дурацкого оптимизма.

Янка пренебрежительно фыркнула и дернула плечом.

— Да хоть бы и на те, из клада. Найдем — и купим!

Янв

В клад я не верила ни секунды. Да помилуйте, какой может быть клад после революций и двух мировых войн? А вот Нюська верила, и это было главное.

Согласно семейной легенде, клад был спрятан в родовом гнезде Преображенских — поместье под Энском, — и состоял из приданого нашей с Нюськой несколько раз «пра» бабки, настоящей английской графини. По легенде, ради этого приданого прадед и женился на англичанке. Разумеется, ничего хорошего из этого не вышло. Якобы прадед вскоре после свадьбы начал гулять от законной половины, поначалу — с дворовыми девками, что чопорная англичанка еще терпела. Терпение закончилось, когда прадед обольстил девицу из хорошей семьи, позабыв сказать бедняжке о своей женатости. Англичанка, попытавшись призвать мужа к порядку, услышала в свой адрес множество ярких и образных, но неприятных слов, после чего собрала наиболее ценные вещи и закопала их в подполе, прокляла гуляку-мужа, а заодно и весь его род, предсказала, что никому из Преображенских не видать семейного счастья, а потом и вовсе удавилась в супружеской спальне. А может, и зарезалась, в этом месте легенда становилась весьма туманной.

Чушь редкая! Но Нюська верила.

Во-первых потому, что во время второй мировой в бывшем семейном гнезде устроили штаб-квартиру немецкие офицеры из Аненербе («Уж они-то где попало штабов не устраивали! Значит, точно что-то ценное в усадьбе есть!» — доказывала Нюська), а во-вторых…

Никуда не денешься — невезучесть в личной жизни в нашей семье передавалась просто-таки по наследству!

Муж бабули бросил ее, беременную, ради юной балерины, еще и попытался отсудить квартиру — пять комнат на Садовом, последнее, что осталось от когда-то приличного семейного состояния.

А уж наш папуля отличился еще больше.

То есть сперва-то казалось, что от своего отца, которого бабуля ласково именовала исключительно «парнокопытным», он ничего не унаследовал и радовал бабулю покладистым нравом, футболу предпочитал балет, отлично учился, успешно продолжил династию врачей Преображенских, а девиц покорял старорежимной галантностью и бездонными голубыми очами.

Жену он выбрал тоже идеальную — милую, скромную и хлопотливую Лизаньку из Ростова Великого и носил ее на руках… метафорически, поскольку реально приподнять Лизанькины восемьдесят пять килограмм чистых мышц смог бы только рычагом. Родилась Нюська, и папуля принялся ездить в командировки — выездная работа оплачивалась куда лучше, а у ребенка же потребности!

Идеальная семья продержалась три года. До тех пор пока на пороге бабулиной квартиры, где жили молодые, не появилась заплаканная младшая Лизанькина сестра — без вещей, документов и глубоко беременная.

Лизанька едва не упала в обморок, и дело взяла в свои руки бабуля. Как оказалось, Ниночка познакомилась с прекрасным принцем — командировочным врачом из самой Москвы и сразу поняла, что они созданы друг для друга. Роман развивался стремительно, и вскоре Ниночка сообщила любимому, что у них будет ребенок. После этого принц исчез, не оставив Ниночке ни адреса, ни телефона. Поплакав, Нина приняла решение разыскать возлюбленного в Москве, для чего попросить помощи у старшей сестры.

Бабуля только головой качала, слушая сию скорбную повесть, Лизанька рыдала от жалости к младшей сестре, а трехлетняя Нюська — просто за компанию.

В самый разгар слезоразлива вернулся с работы папуля, вошел в гостиную и…

Тут-то и выяснилось, что искать никого не надо, принц уже нашелся. А я решила срочно взглянуть на настоящего принца, ради которого моя маменька отправилась в прекрасное далеко.

Очень срочно взглянуть! Настолько срочно, что бабуля — мировое светило и вообще профессор акушерства и гинекологии — потом только руками разводила и утверждала, что такие стремительные роды в ее практике случались лишь однажды. И что живу я так же, как рождалась — на полной скорости.